Умная глупость

[nightAngel]

Юлиус Эвола (1898-1974)
(Из книги "L`arco e la clava")



Говорить о прогрессе сегодня по меньшей мере смехотворно; скорее имеет смысл говорить о всё том же регрессе, поскольку последние процессы в своей совокупности привели к тому, что человеку сегодня приходится до той или иной степени пассивно претерпевать различные влияния, работающие на уровне подсознания, почти всегда имеющие коллективный характер
Нам уже доводилось говорить о том сколь иллюзорной является притязание современного человека на большую независимость и самосознание, якобы достигнутые им сравнительно с человеком прежних эпох. Отчасти эта иллюзия вызвана тем, что современный взгляд скользит исключительно по поверхности, принимая во внимание снятие отдельных материальных ограничений индивидуальной свободы, хотя, некоторые из этих ограничений отнюдь не были лишены разумных оснований. При этом, упускают из виду, что на смену старым ограничениям приходят новые, затрагивающие, прежде всего, область внутренней, ментальной и духовной независимости, а также весь круг проблем, связанных с возможностью её достичь и отстоять. С этой точки зрения говорить о прогрессе по меньшей мере смехотворно; скорее здесь имеет смысл говорить о всё том же регрессе, поскольку последние процессы, происходящие в этой сфере, в своей совокупности привели к тому, что человеку сегодня приходится до той или иной степени пассивно претерпевать различные влияния, которые можно определить как «тонкие», скрытые или подпороговые [то есть работающие на уровне подсознания, посредством подпороговых раздражителей – прим. перев.], почти всегда имеющие коллективный характер. В «массовой цивилизации», всё более усиливающей свои позиции в нашем мире, это стало почти неизбежным, и это явление можно равным образом наблюдать во всех его сферах.

Возьмём простейший пример. Роль, которую приобрели сегодня реклама и пропаганда, была бы немыслимой без этого предварительного пассивного открытия индивида различным влияниям, открытия, существующего уже фактически или достигаемого при помощи той или иной техники. Известно, что в рамках так называемого ИМ [= motivational research – изучение мотивации, в частности вкусов, запросов и психологии покупателей – прим. перев.] американские психиатры и психоаналитики давно уже завербованы рекламной индустрией в качестве консультантов, дающих рекомендации по использованию «тонких» средств, оказывающих наиболее эффективное влияние на психику аудитории, которые работают на уровне бессознательного и наследственной памяти, провоцируя принятие желательного решения или выбор желательного продукта, либо пробуждая тот или иной интерес. Крупные американские фирмы обзавелись специальными консультационными отделами в этой области и, если в это вкладываются огромные средства, то это означает, что эти вложения окупаются и система работает, а, следовательно, значительное количество людей фактически беззащитны и пассивно подчиняются этим влияниям. Знаменательно, что это происходит именно в Америке, стране, где, как утверждается, благодаря завоеваниям демократии, человек достиг наивысшей степени свободы, эмансипации и самосознания, тогда как именно в этой «свободной стране», в этом «свободном мире» процветают различные формы скрытого принуждения, проявляющиеся на социальном уровне в конформизме и общественном мнении, которые обладают не меньшей, если не большей силой воздействия, чем открытое и прямое влияние, оказываемое государством, при так называемых тоталитарных режимах в «несвободном мире». Преимущество первого способа состоит именно в том, что большинство даже не осознаёт этого влияния, тогда как во втором случае оно настолько очевидно, что способно вызвать определённое сопротивление.

Мы говорили о рекламе, но от рекламы до пропаганды всего один шаг. Так, в той же Америке есть исследователи, которые на основании объективного анализа ситуации, с негодованием заявляют о том, что методы, используемые при проведении президентских выборов, структурно почти не отличаются от тех, которые применяют в рекламе с целью навязать публике тот или иной сорт мыла или ту или иную марку бытовой техники.

Впрочем, здесь, как и во многих других отношениях, Америка демонстрирует просто доведенный почти до откровенного абсурда крайний случай развития тех процессов, которые равным образом идут и в других странах. Если же рассматривать проблему более широко, то можно сказать, что единственной причиной успешности идеологий и лозунгов, почти целиком определяющих сегодняшнюю общественно-политическую жизнь, является абсолютная беззащитность большинства перед влияниями, воздействующими на подсознательную, иррациональную и «физическую» область психики. Если бы люди знали как защитить подступы к этой зоне, большая часть методов, широкомасштабно используемых политическими и общественными интриганами для манипуляции массами с целью исподтишка подтолкнуть их в нужном направлении, одновременно сохраняя иллюзию добровольного выбора и личной заинтересованности, автоматически утратили бы свою силу.

Вдобавок к этому, в подобной атмосфере нередко образуются почти автономные коллективные течения, также способные оказывать тонкое и не заметное глазу влияние, иной раз оказывающееся крайне заразным. Именно этим объясняются некоторые забавные и неожиданные последствия конформизма. Подобные курьёзы случаются с людьми, которые, живя в определённой общественно-политической системе, намеренно внедряются в неё, сохраняя при этом верность принципам и ценностям иной, если не прямо противоположной направленности. Однако, спустя время некоторые из них с недоумением обнаруживают определённые изменения в собственных мыслях. Но гораздо больше тех, кто этих изменений даже не замечает.

Так, присоединяясь к тому или иному политическому движению, человек может делать это неискренне, руководствуясь при этом чисто внешними, второстепенными, оппортунистическими или даже тактическими соображениями, то есть преследуя некие скрытые цели. Но даже в этом случае он неотвратимо втягивается в своего рода коллективный психический омут, поэтому ему трудно на длительный период оградить себя от опасности заражения, если только он не владеет техникой внутренней защиты, подкреплённой бдительностью и безличной причастностью к высшей идее. По уже указанной причине большинство даже не задумывается о таком исходе, так как придерживается общепринятых представлений о чисто внешней природе сил, действующих в данном обществе и в данном историческом климате, и не догадывается об их «психическом», глубинном измерении.

Это напрямую связано с психическим «зарядом», которым обладают некоторые слова или словосочетания, а также с тем заразительным влиянием, которое они оказывают на тех, кто по тем или иным причинам начинает их использовать. Однако немалую роль в этом играет и умственная трусость, характерная для бесхребетных людей. Господствующая интеллектуальная среда, сложившаяся в Италии на сей день, демонстрирует немало примеров такого поведения. Достаточно присмотреться к терминологии, введённой леваками, демократами, марксистами и коммунистами, которую неосмотрительно перенимают представители других сил.

Прежде всего, речь идёт о самом слове «демократия». Отупение и малодушие достигли такой степени, что это слово превратилось в своего рода идола, а его навязчивое повторение везде и повсюду уже вызывает тошноту. Похоже, сегодня все уже просто боятся сказать хоть слово против демократии и почитают необходимым хоть как-то заявить о своей демократичности. Особенно это заметно, когда, вместо того, чтобы открыто заявить о нежелании участвовать в этой грязной игре, пытаются оправдать свои уступки, измышляя различные эпитеты и призывая к подлинной, национальной или здоровой демократии и т.д. и т.п., забывая слова, сказанные Гёте: «трудно будет избавится от вызванных духов» и не замечая, как сами заражаются этой болезнью.

Ту же скрытую заразу несут в себе и другие слова-идолы – «социализм», «труд», «рабочий класс», «социальная справедливость», «исторический смысл», а также те слова, которые принято использовать с обратным, отрицательным знаком – «реакция», «мракобесие», «застой» и т.п. В результате в какой-то момент человек неожиданно замечает, что он уже не находит в себе мужества, чтобы открыто выступить против этих общепринятых формулировок; даже противники подрывных сил, в душе надеющиеся сохранить свои принципы, настолько привыкают использовать их, что даже не замечают, что тем самым они оказывают существенную поддержку тому «генеральному плану наступления», который был разработан идеологами этих движений, введших в употребление родную им терминологию с соответствующей смысловой нагрузкой. Достаточно бросить беглый взгляд на то, что говорится и пишется сегодня даже теми «оппозиционными» авторами, которых никак нельзя причислить к собственно левым, чтобы понять всю степень их вовлечённости в эту коварную игру, незаметно для них самих, но неотвратимо ведущую их к окончательной капитуляции.

Ограничимся здесь парой других примеров. Не будем повторять уже неоднократно нами сказанное по поводу наглых попыток сделать слово «реакция» синонимом всего, достойного порицания, в расчёте на то, что пока одни будут продолжать «действовать», другие, отказавшись от всякого противодействия, с христианским смирением будут подставлять им другую щёку, приговаривая: «Молодцы, давайте дальше!», и при всякой попытке дать законный отпор выслушивать шквал возмущённых обвинений в «провокации». Из биологии и медицины известно, что, когда ткань перестаёт «реагировать» на раздражители, её признают мёртвой или почти умершей. К сожалению, именно этот диагноз лучше всего подходит к нынешней ситуации.

О мифе, связанном с понятиями «труд» и «рабочий» мы уже говорили на предыдущих страницах.

Особый случай тупой уступчивости представляют те, кто соглашается отдать понятие «гражданской позиции» на откуп левым силам. Получается, что, например, писатель, мыслитель или политический деятель, не принадлежащий к левому лагерю, оказывается слабым, легкомысленным, нерешительным и поверхностным человеком, даже толком не понимающим, за что он выступает. Похоже, этот логический вывод совершенно ускользает от тех, кто готов поставить знак равенства между человеком, обладающим «гражданской позицией» и «леваком». Это недостойная уступка. Стоит ли говорить, что на самом деле ситуация обстоит прямо противоположным образом, то есть, что «гражданственностью» может обладать только тот, кто отстаивает те высшие идеи и трансцендентные цели, которые как интеллектуальный, так и невежественный левый плебс покрывает презрением и недоверием.

Другие случаи соглашательства и интеллектуального малодушия связаны с так называемым «историческим смыслом», интерпретируемом в подрывном ключе. С сожалением приходится признать, что на данный исторический момент победителем является именно направление, представленное прогрессистскими левыми кругами, однако интерпретировать это следует совершенно иначе. Его смыслом и целью является крушение, последовательно разрушение всякого высшего и законного порядка. Поэтому, говоря о фактическом ходе истории, необходимо отделять констатацию от оценки. Прямое интеллектуальное предательство начинается с признания за фактическим положением дел характера долженствования, с принятия сложившейся ситуации как блага, что, в полном соответствии с подрывной идеологией, лишает все попытки противодействия какого-либо морального основания. Как известно, это идейное отклонение восходит своими корнями к гегелевскому историцизму, с его знаменитым отождествлением реального с разумным. Поэтому, даже оставляя в стороне вопрос о том, насколько далеко может зайти это отклонение и насколько необратимый характер носит этот процесс, следует признать, что в данном отношении мы имеем дело не столько со смыслом, сколько с бессмысленностью истории, а, следовательно, должны решительно отказаться от поклонения этому идолу. К сожалению, пример такого предательства нередко подают сами верхи, например, в лице того учреждения, которое, по мнению некоторых, представляет положительный высший духовный авторитет Запада, то есть католической церкви. Именно церковь, признав существование «исторического смысла», предпринимает попытки «осовремениться», идти в ногу со временем, наладить диалог с левыми силами. Впрочем, среди католиков находятся такие, кто утверждает, что сегодня истинное христианство живёт именно в демократических, марксистских и даже коммунистических движениях; именно это является причиной появления так называемых «обновленцев», кончивших призывами к «диалогу» с теми силами и идеологиями, которые были подвергнуты прямому осуждению и проклятию ещё в «Силлабусе» папы Пия IX [«Силлабус», или «Список современных заблуждений», провозглашенный Пием IX в 1864 г.; в нём в частности осуждались те, кто утверждал, что «папа должен примириться и прийти к согласию с прогрессом, либерализмом и современной цивилизацией» (заблуждение XXX) – прим. перев.].

Несколько раньше иезуит-модернист Тейяр де Шарден уже создал новую доктрину, должную соответствующим образом обставить это предательство, и которую, судя по всему, реабилитируют в самое ближайшее время. Он перетолковал христианское учение о провиденциальной направленности хода истории в понятиях линейного прогрессистского эволюционизма, включая развитие науки, техники и социальные завоевания. Естественно, он предпочёл забыть о некоторых темах, занимавших существенное место в изначальной христианской концепции истории и грядущих времён, которая вовсе не имела столь линейного характера и была крайне далека от happy end’а, учитывая, что конец времён описывается в ней в довольно катастрофических, «апокалиптических» тонах и сопровождается появлением лжепророков, пришествием Антихриста, последним Страшным судом, отделением избранных от проклятых, а не вселенским искуплением земного человечества благодаря «прогрессу» и пр. Эти темы раннего христианства, пусть даже в несколько искажённом и мифологизированном виде, по сути отражают те же представления, которые встречаются в некоторых традиционных учениях.

Почти столь же популярным стало сегодня и обвинение в «неразвитости» или «отсталости», также довольно тесно связанное с вышеупомянутым освящением пресловутого «исторического смысла». Согласно общепринятому, чисто отрицательному значению, придаваемому этому слову, получается, что позиционная оборона обязательно равнозначна бездеятельности, «косности», а единственно правильным решением считается покорное следование за противником, требующее слепого повторения всех его манёвров, что, на самом деле, только облегчает его действия. Подобная точка зрения, не говоря даже о её примитивности, в конечном счёте приводит к мифу прогресса, согласно которому всякая перемена уже сама по себе обязательно означает нечто положительное, подлинное продвижение вперёд, обогащение. Брюс Маршалл справедливо писал: «Так называемые отсталые [мы могли бы назвать их также «неразвитыми»] общества это те общества, которым хватило здравого смысла остановиться, достигнув своего предназначения, тогда как прогрессистские или развитые общества в своём ослеплении продолжают нестись вперёд сломя голову, подобно безумцу». В общем здесь можно было повторить сказанное нами ранее в первой главе по поводу «стабильности», неподвижности, которая не имеет ничего общего с косностью и отсталостью, а поэтому мы должны категорически отказаться от их отождествления; эта идея, похоже, никому не приходит в голову. В политической борьбе обвинение в «косности», архаичности используется в тех же очерняющих целях, что и отождествляемое с ним понятие «реакции». Даже те, кто притязает сегодня на звание правых, используют этот жаргон, опасаясь быть обвиненными в пресловутой «отсталости». Впрочем, чему тут удивляться, если даже сама церковь сегодня начала «развиваться», опасаясь, что в противном случае она утратит или подорвет свой авторитет, и теша себя иллюзиями, что благодаря своей гибкости и «открытости» она сумеет избежать этой судьбы?

Возьмём другой пример – так называемый «патернализм». В данном случае мы снова видим, что большинство готово покорно признать за этим понятием исключительно тот отрицательный смысл, который придали ему подрывные идеологии, даже не задумываясь о том, к чему это может привести. Между тем, результатом этой уступки становится обесценивание идеи семьи, достойной этого звания. Действительно, тем самым уничижается сам центр такой семьи – авторитет и естественная и положительная роль отца. Отцовская опека и забота, конечно, любовная, но при необходимости, не лишенная и суровости, его функция покровителя и справедливого, но милосердного судьи, базирующаяся на личных отношениях – всё это, при переносе на уровень общества, отныне принято считать недопустимым, достойным порицания и оскорбляющим достоинство так называемого «рабочего класса». Тем самым преследуется двойная цель; во-первых, с одной стороны подрывается традиционный идеал семьи, во-вторых, идёт наступление против всего того, что в нормальном обществе могло бы иметь – и действительно имело – естественный органичный, персонализированный и «человечный» характер, в противоположность той непрекращающейся войне, которая ведётся сегодня под лозунгом «отстаивания своих прав», хотя давно уже пора признать, что на самом деле речь идёт о самом настоящем шантаже.

Говоря об уступках новому языку, можно мимоходом упомянуть и так называемые женские «права», пусть даже в данном случае мы имеем дело с достаточно далёкой и довольно банальной областью. В нашей стране распространяется обычай использовать слова в мужском роде для обозначения специальностей и профессий, даже когда речь идёт о женщине. Так, многие уже не осмеливаются назвать «адвокатессой» женщину, занимающую этой профессией, вместо этого именуя её адвокатом; то же самое происходит и со словами «врач», «посол» и т.д. и т.п. Такими темпами скоро будут изгнаны из языка и такие слова как «учительница», «преподавательница», «поэтесса» как оскорбительные для достоинства женщины. То, что этот идиотизм приводит к цели прямо противоположной той, к которой некогда стремились, похоже, ускользает от тех же женщин. Действительно, они даже не замечают, что, настаивая на употреблении этих слов в мужском роде, они добиваются не равенства (равенства с мужчиной, но оставаясь женщиной), а прямо противоположного, т.е. уподобления мужчине. Дело обстояло бы иначе, если бы эти термины имели в итальянском языке средний род и именно так бы и использовались; только тогда имело бы смысл настаивать на ином их употреблении, желая подчеркнуть своё право на те профессии, которые считались исконно мужскими. Отчасти этим идиотизмом мы обязаны привычке, однако во многом это вызвано подспудным влиянием английского языка, в котором многие профессии и специальности не имеют женского рода и поэтому для уточнения приходится добавлять lady к таким словам как, например a doctor, secretary, barrist и т.п.; между тем в итальянском языке почти все эти слова имеют женский эквивалент (докторша, секретарша, адвокатесса, поэтесса и т.п.), поэтому непонятно, почему их нельзя использовать, если только причиной не является тупая загипнотизированность эгалитарно-демократическим мифом.

Вина за это лежит на уступчивости и соглашательстве, проявляемой со стороны мужского пола в целом, так как именно мужчины должны были бы подвергнуть осмеянию этот новый жаргон, также как и многие другие новейшие «завоевания» женщин. Что же до тех женщин, которые, судя по всему, стыдятся быть женщинами, и стремятся к введению этого новояза, искажающего язык, то в нормальном обществе их следовало бы поручить заботам специалистов, искушенных в дьявольских манипуляциях по изменению пола, дабы те, посредством соответствующих операций, переделали бы их в существ «третьего пола», тем самым, целиком и окончательно воплотив в жизнь все их чаяния. Однако, справедливости ради, следует спросить, не достойны ли того же те мужчины, которые идут на все вышеперечисленные уступки, которые вызваны уже не столько тонкими влияниям среды и бессознательными процессами, воздействующим на подсознательную часть обычной человеческой психики, но скорее продиктованы их неспособностью реагировать, сопротивляться, проявить своё истинное мужское достоинство, с надлежащим моральным мужеством открыто и решительно осудив все эти извращения.