Код да Винчи

[serghey]

Камин в просторной гостиной Шато Виллет давно остыл, но Колле продолжал расхаживать возле него, читая полученные из Интерпола факсы.
Информация оказалась весьма неожиданной.
Согласно официальным документам Андре Берне был просто образцовым гражданином. По линии полиции за ним не числилось ни одного правонарушения, даже за неправильную парковку его ни разу не штрафовали. Он учился в престижной частной школе, затем – в Сорбонне и получил диплом экономиста в области международных финансов. Интерпол также сообщал, что имя Берне время от времени упоминалось в газетах, но всегда только в самом позитивном смысле. Ему же принадлежали заслуги в области разработки наиболее совершенной системы безопасности, что сделало Депозитарный банк Цюриха несомненным лидером в применении ультрасовременных электронных технологий. Судя по кредитным картам, личные интересы Берне были сосредоточены на приобретении редких и дорогих альбомов по изобразительному искусству, дорогого вина и дисков с записями классической музыки, главным образом Брамса. Коим он и наслаждался, прослушивая на какой-то исключительно дорогой и совершенной стереосистеме, приобретенной несколько лет назад.
Ничего, вздохнул Колле.
Единственной сколь-нибудь интересной информацией Интерпола был набор отпечатков пальцев слуги мистера Тибинга. Шеф научно-технического отдела как раз читал это сообщение, удобно расположившись в мягком кресле гостиной.
Колле взглянул на него.
– Есть что-нибудь? Шеф пожал плечами:
– Отпечатки принадлежат Реми Легалудеку. Так, ничего серьезного, но ряд мелких преступлений за ним числится. Вроде бы его в свое время вышибли из университета за то, что перекидывал телефонные звонки на чужие номера, чтобы не платить… позже попадался на мелких кражах. В магазинах и универсамах. Пойман с поличным на подделке больничного счета за срочную трахеотомию. – Он посмотрел на Колле и усмехнулся. – Страдает аллергией на арахисовое масло.
Колле кивнул и вспомнил, как однажды полиции пришлось проводить расследование в ресторане, не указавшем в меню, что соус чили готовился у них на основе арахисового масла. Один не подозревавший об этом посетитель скончался прямо за столом от анафилактического шока, едва отведав заказанное блюдо.
– Возможно, этот Легалудек просто отсиживался здесь, опасаясь преследований полиции. – Эксперт усмехнулся. – Но сегодня ночью везение его кончилось.
Колле вздохнул:
– Ладно. Отправьте эту информацию капитану Фашу.
Эксперт уже поднялся с кресла, чтобы выполнить распоряжение, но тут в комнату ворвался агент научно-технической службы.
– Лейтенант! Мы кое-что обнаружили! В амбаре! Судя по выражению лица агента, Колле сделал единственно возможное, как ему казалось, предположение:
– Труп?
– Нет, сэр. Нечто более… – тут он замялся, – я бы сказал, неожиданное.
Колле, потирая усталые глаза, пошел вслед за агентом к амбару. Едва войдя в просторное помещение, где царил полумрак, агент указал в центр – там стояла высокая деревянная лестница, прислоненная к стогу сена и уходившая наверх, к потолочным балкам.
– Вроде бы лестницы здесь раньше не было, – заметил Колле.
– Не было, сэр. Это я ее поставил. Мы занимались отпечатками возле «роллс-ройса», тут я ее и приметил. Лежала на полу. Я бы и значения не придал, а потом вдруг вижу: ступеньки у нее старые и все в грязи. Стало быть, этой лестницей часто пользовались. Стал искать место, где она могла стоять, потом нашел, возле стога. Ну и поставил, а потом полез наверх посмотреть.
Колле оглядел лестницу, стояла она под наклоном. Значит, кто-то часто по ней поднимался?.. Отсюда, снизу, чердак амбара выглядел заброшенным. Впрочем, под этим углом видно было плохо.
Наверху, над лестницей, возникла голова. Это был старший агент научно-технического отдела.
– Вам определенно это будет любопытно, лейтенант! – крикнул он. И поманил Колле наверх рукой в перчатке из латекса.
Устало кивнув, Колле шагнул к подножию старой лестницы и полез наверх. Сколочена она была по старому образцу, резко сужаясь кверху. Добравшись почти до конца, Колле едва не потерял равновесие, уж очень узкими стали ступеньки. Амбар внизу теперь напоминал темную яму, и у него закружилась голова. Но он преодолел дурноту и вскоре оказался наверху, агент уже протягивал ему руку в перчатке. Колле ухватился за нее и поднялся на деревянную платформу.
– Это здесь. – Агент указал в дальний угол чердака, где, следовало отметить, царила безупречная чистота. – Обнаружен только один набор отпечатков. Вскоре определят их принадлежность.
Колле, щурясь, всматривался в полумрак. Что за чертовщина? У дальней стены примостился стол с целым комплектом современного компьютерного оборудования. Монитор с плоским экраном и микрофонами, две стереоколонки, набор дисков и многоканальное звукозаписывающее устройство. Вероятно, все это оборудование было подключено к автономной системе питания.
Кому понадобилось работать на такой верхотуре? Колле двинулся к компьютеру.
– Вы осмотрели систему?
– Это пост прослушивания. Колле резко повернулся к агенту:
– Прослушивания? Агент кивнул:
– Да, и оборудованный по самому последнему слову техники. – Он указал на длинный стол, заваленный деталями электронных устройств, какими-то справочниками, инструментами, проводами, паяльниками и прочими приспособлениями. – Человек, устроивший это гнездо, знал свое дело. Тут много приборов, не уступающих по сложности и эксплуатационным характеристикам нашим. Миниатюрные микрофоны, аккумуляторы, чипы высокой емкости.
Колле был потрясен.
– Вот полный набор, – сказал агент и протянул ему устройство размером с карманный калькулятор, не больше. От него отходил проводок длиной в фут, с чуть утолщенным концом, обернутым, как показалось лейтенанту, тончайшей фольгой. – Это аудиозаписывающая система с жестким диском высокой емкости и самозаряжающейся батарейкой. А кусочек фольги на конце – не что иное, как комбинация микрофона и многозарядной батареи на фотоэлементах.
Колле был прекрасно знаком этот приборчик. Подобные микрофоны для секретной прослушки не так давно стали настоящим прорывом в области высоких технологий. Такой вот жесткий диск, к примеру, можно было укрепить где-нибудь за настольной лампой, вмонтировать микрофон в основание этой лампы и слегка подкрасить, чтобы сливался с общим фоном. Если микрофон размещали таким образом, что на него каждый день хотя бы на протяжении нескольких часов падали лучи света, то система не нуждалась в дополнительном питании. «Жучки», подобные этим, позволяли вести прослушку практически без ограничений.
– Способ приема? – спросил Колле.
Агент указал на изолированный провод, выходящий из процессора. Он тянулся по стене, затем исчезал в крохотном отверстии под крышей амбара.
– Простые радиоволны, – пояснил агент. – На крыше установлена маленькая антенна.
Колле знал, что такие записывающие системы устанавливали обычно в офисах. Активировались они от звука человеческого голоса, чтобы использовать жесткий диск максимально экономно, и запись разговоров велась весь день, а передача сигналов на контрольную панель осуществлялась, как правило, вечерами, чтобы избежать обнаружения. После передачи диск самовосстанавливался, и вся процедура повторялась на следующий день.
Взгляд Колле упал на полку, где стояли, выстроившись в ряд, несколько сотен аудиокассет, каждая маркирована датой и еще какими-то цифрами. Кто-то потратил на это немало времени. Он обернулся к агенту:
– Есть предположения, кого именно прослушивали?
– Знаете ли, лейтенант, – ответил тот, подошел к компьютеру и включил его, – тут наблюдается очень странная вещь…

[serghey]

Лэнгдон с Софи прошли через турникет на станции метро «Темпл» и двинулись по эскалатору в глубину мрачного лабиринта туннелей и платформ. Лэнгдон чувствовал себя опустошенным. И еще его грызло чувство вины.
Я втянул в эту историю Лью, и теперь ему угрожает нешуточная опасность.
Участие в заговоре Реми оказалось неожиданным и в то же время многое объясняло. Совершенно очевидно, что охотникам за Граалем нужен был свой человек в доме Тибинга. А сам Тибинг был нужен им по той же причине, что и мне. На протяжении многих веков люди, располагающие знаниями о Граале, как магнит притягивали к себе не только разного рода ученых, но и воров и жуликов всех мастей. Тот факт, что Тибинг был их мишенью уже давно, ничуть не утешал Лэнгдона. Нам надо найти его. Помочь! Вытащить из беды!
Лэнгдон с Софи дошли почти до конца платформы на пересечении «Дистрикт» и кольцевой, где стояла телефонная будка. Они собирались позвонить в полицию вопреки предупреждениям Реми не делать этого. Лэнгдон тяжело опустился на массивную скамью рядом с телефоном-автоматом. Его терзали сомнения.
– Лучший способ помочь Лью, – сказала Софи, набирая номер, – это немедленно уведомить лондонские службы. Немедленно! Вы уж мне поверьте.
Лэнгдон не слишком одобрял эту идею, но, похоже, Софи была права, другого способа просто не существовало. В данный момент Тибингу ничто не грозит. Даже если Реми и его наемники знают, где могила рыцаря, им все равно нужен Тибинг – помочь разгадать загадку о шаре. Лэнгдона куда больше беспокоило другое: что произойдет, когда карта с указанием на местонахождение Грааля будет найдена? Вот тогда Лью действительно станет для них обузой.
Если у Лэнгдона и есть шанс помочь Лью и снова увидеть краеугольный камень, важно сначала найти могилу рыцаря. К несчастью, у Реми большое преимущество во времени.
«Притормозить» Реми – вот задача Софи.
А найти настоящую могилу – задача Лэнгдона.
Софи пустит на поиски Реми и Сайласа лондонскую полицию, это заставит преступников искать укрытие. Или, что еще лучше, их арестуют. План Лэнгдона был менее четкий. Первым делом надо сесть в метро и доехать до ближайшего Королевского колледжа, где можно найти обновленную базу электронных данных по теологии. Это универсальный исследовательский инструмент, так, во всяком случае, уверяли Лэнгдона. Дает прямые и быстрые ответы на любые религиозно-исторические вопросы. Интересно, что же ответит эта самая база данных на вопрос о рыцаре, похороненном папой?
Он поднялся и начал расхаживать взад-вперед по платформе в ожидании, когда подойдет поезд.
В конце концов Софи дозвонилась из автомата до полиции Лондона.
– Подразделение Сноу-Хилл, – ответил ей диспетчер. – Чем могу помочь?
– Хочу сообщить о похищении человека. – Софи знала, как вести такие разговоры.
– Ваше имя, пожалуйста.
– Агент Софи Невё, судебная полиция Франции, – после секундной паузы ответила Софи.
Должность произвела желаемое впечатление.
– Одну минутку, мэм. Сейчас соединю вас с детективом.
Пока шло соединение, Софи размышляла о том, пригодятся ли лондонской полиции ее описания захватчиков Тибинга. Мужчина во фраке. Куда уж проще, вряд ли по улицам Лондона средь бела дня расхаживает много мужчин во фраках. А если даже Реми и переоделся, он ведь не один, а в сопровождении монаха-альбиноса. Такого не пропустишь. Кроме того, они с заложником, а потому вряд ли воспользуются общественным транспортом. Интересно, много ли лимузинов марки «Ягуар» колесит по Лондону?..
Софи показалось, что соединяют ее с детективом целую вечность. Ну давайте же! В трубке раздавалось лишь пощелкивание и какие-то глухие шумы.
Прошло пятнадцать секунд.
И вот наконец в трубке зазвучал мужской голос:
– Агент Невё?
Софи была потрясена. Она сразу узнала эти низкие ворчливые нотки.
– Агент Невё? – повторил капитан Фаш. – Где вы, черт побери?
Софи потеряла дар речи. Очевидно, капитан Фаш попросил диспетчера лондонской полиции уведомить его, если поступит звонок от Софи.
– Послушайте, – теперь Фаш говорил по-французски, – вчера вечером я совершил ужасную ошибку. Роберт Лэнгдон не виновен. Все обвинения против него сняты. И все равно вы оба в данный момент в опасности. Вам нужно немедленно обратиться в местное отделение полиции.
Софи не знала, что ответить. Фаш совсем не тот человек, чтобы извиняться за промахи.
– И не надо напоминать мне, – продолжил Фаш, – что Жак Соньер доводился вам дедом. Я готов закрыть глаза на ваше неподчинение вчера в связи с эмоциональным стрессом, в котором вы пребывали. Но в данный момент нам с Лэнгдоном абсолютно необходимо обратиться в ближайшее отделение полиции. Ради вашей же безопасности.
Он знает, что я в Лондоне? Что еще известно Фашу? Голос его звучал на фоне каких-то странных звуков, словно рядом сверлили или работал некий механизм. Софи также слышала непрерывные пощелкивания на линии.
– Вы пытаетесь установить, откуда я звоню, капитан?
– Мы с вами должны объединиться, агент Невё, – убедительно и твердо произнес Фаш. – В противном случае оба можем потерять слишком много. Вчера я ошибся в своих суждениях, и если выяснится, что я ложно обвинял и преследовал американского профессора и шифровальщицу нашей же службы, моей карьере конец. На протяжении последних нескольких часов я пытался вызволить вас из очень опасной ситуации.
Софи обдало теплым ветерком, к платформе приближался поезд. Она намеревалась на него успеть. Очевидно, и Лэнгдон хотел того же. Он поднялся со скамьи и двинулся к телефонной будке.
– Вам нужен человек по имени Реми Легалудек, – сказала Софи. – Слуга Тибинга. Он только что захватил Тибинга в заложники, в церкви Темпла, и…
– Агент Невё! – воскликнул Фаш, и в этот момент на станцию с грохотом вкатил поезд. – Такие вопросы обсуждать по телефону нельзя! Вы с Лэнгдоном должны приехать как можно скорее. Ради вашего же блага! Это приказ!
Софи повесила трубку и в последний момент успела вскочить в вагон вместе с Лэнгдоном.

[serghey]

Прежде блиставший безупречной чистотой салон «хокера» был завален теперь металлической стружкой и насквозь провонял пропаном. Безу Фаш выгнал вон всех сотрудников и сидел в одиночестве за столом. На столе стояли стакан виски и тяжелая деревянная шкатулка, найденная в сейфе Тибинга.
Фаш провел пальцем по инкрустированной розе, затем осторожно приподнял крышку. Внутри лежал каменный цилиндр из дисков, на которых были выбиты буквы. Все пять дисков были расположены так, что прочитывалось слово «СОФИЯ». Фаш долго смотрел на это слово, затем достал цилиндр из бархатного гнездышка и осмотрел уже более тщательно, дюйм за дюймом. Потом осторожно потянул за концы. Цилиндр распался на две части. Внутри было пусто.
Фаш убрал его обратно в шкатулку и долго и рассеянно смотрел из иллюминатора в ангар, размышляя о недавнем разговоре с Софи и информации, полученной от сотрудников научно-технического отдела из Шато Виллет. Звонок мобильного телефона вывел его из состояния задумчивости.
Звонил оператор диспетчерской службы судебной полиции. Он многословно извинялся за то, что оторвал капитана от дел. Но президент Депозитарного банка Цюриха буквально достал их своими звонками. И даже когда ему сказали, что Фаш отправился в Лондон по важному делу, все равно продолжал названивать. Фаш раздраженно буркнул в трубку, чтоб его соединили.
– Месье Берне, – сказал Фаш, не дав возможности банкиру даже поздороваться, – извините, но я не мог позвонить вам раньше. Был страшно занят. Я сдержал свое обещание, и название вашего банка пока ни разу не упоминалось в средствах массовой информации. Так что вас, собственно, беспокоит?
Голос Берне дрожал от волнения. Он рассказал Фашу о том, что Лэнгдон с Софи умудрились забрать из банка маленькую деревянную шкатулку, а затем убедили его помочь им скрыться.
– Когда я услышал по радио, что они преступники, – продолжил Берне, – то остановил фургон и потребовал, чтобы они немедленно вернули шкатулку. Но они напали на меня, отбили фургон и скрылись.
– Так, стало быть, вас волнует судьба деревянной шкатулки, – сказал Фаш. Взглянул на инкрустированную розу, затем поднял крышку и снова увидел белый каменный цилиндр. – Не могли бы вы сказать, что именно находилось в этой самой шкатулке?
– Это не столь важно, – ответил Берне. – Лично мне куда важнее репутация моего банка! Нас еще ни разу не грабили! Никогда! И мы разоримся, если общественность узнает, что я не могу обеспечить защиту имущества наших клиентов.
– Так вы говорите, агент Невё и Роберт Лэнгдон имели при себе ключ и знали код доступа? В таком случае почему утверждаете, что они украли эту шкатулку?
– Да потому, что они убийцы! Убили нескольких человек, в том числе и деда Софи. А стало быть, раздобыли ключ и пароль Преступным путем.
– Мистер Берне, мои люди проверили ваше прошлое, круг ваших интересов. И убедились, что вы человек высокой культуры и прекрасно образованны. К тому же вы человек чести. Как, впрочем, и я. А стало быть, даю вам слово офицера, начальника судебной полиции Франции, что ваша шкатулка, как и репутация банка, в надежных руках.

[serghey]

Лейтенант Колле изумленно рассматривал компьютер, установленный на чердаке амбара в Шато Виллет.
– Так вы считаете, прослушка всех указанных здесь людей велась с помощью этой системы?
– Да, – кивнул агент. – И данные собирались больше года. Колле перечитал список.
КОЛЬБЕР СОСТАК – председатель Конституционного совета.
ЖАН ШАФФЕ – куратор музея Жё-де-Пом.
ЭДУАРД ДЕСРОШЕ – старший архивариус библиотеки Миттерана
ЖАК СОНЬЕР – куратор музея Лувр.
МИШЕЛЬ БРЕТОН – глава DAS (французской разведки).
Агент указал на экран:
– Особенно их интересовал номер четыре. Колле молча кивнул. Уж он-то сразу заметил это имя. Жака Соньера прослушивали. Затем он снова пробежал глазами весь список. Но как удалось поставить на прослушку всех этих известных людей?
– Вы прослушали хоть что-то из этих аудиофайлов?
– Несколько. Вот самый последний. – Агент защелкал клавиатурой. Микрофон ожил.
– «Capitaine, un agent du Departement de Cryptographie est arrive».
Колле просто ушам своим не верил.
– Но это же я! Мой голос! – Он вспомнил, как сидел за столом в кабинете Жака Соньера и сообщал Фашу по рации о прибытии Софи Невё.
Агент кивнул:
– Большая часть разговоров, которые мы вели в Лувре во время расследования, была доступна некоему третьему лицу.
– Вы послали людей на поиски «жучка»?
– В этом нет необходимости. Я знаю, где он находится. – Агент подошел к столу, где лежали какие-то заметки и распечатки. Порылся в бумагах, нашел страничку и протянул Колле. – Вам это знакомо, не правда ли?
Колле изумился. В руках у него была фотокопия старинной схемы с изображением неизвестного механизма. Он не смог прочесть написанные от руки по-итальянски подписи и пояснения к рисунку, но в том и не было необходимости. Он сразу понял, что это такое. Двигающаяся и открывающая рот фигурка средневекового французского рыцаря.
Того самого рыцаря, что стоял на столе у Соньера!
Колле взглянул на поля, где красовались какие-то примечания, написанные красным маркером и по-французски. Похоже, то были пояснения, где и как лучше всего разместить в рыцаре «жучок».

[serghey]

Сайлас сидел на пассажирском сиденье «ягуара», припаркованного рядом с церковью Темпла. Ладони были влажны от пота – так крепко он сжимал в руках краеугольный камень. Он ждал, когда Реми закончит связывать Тибинга веревкой, найденной в багажном отделении лимузина.
Наконец Реми справился с пленным, подошел к передней дверце и уселся за руль рядом с Сайласом.
– Ну как, надежно? – спросил его Сайлас.
Реми усмехнулся, сбросил с волос капли дождя и посмотрел через опущенную перегородку. В глубине салона, в тени, виднелся скорчившийся на полу Лью Тибинг.
– Куда денется!..
Но тут Сайлас услышал сдавленные крики и возню и понял, что Реми залепил рот Тибингу куском уже однажды использованного для этой цели скотча.
– Ferme ta gueule![64]– прикрикнул Реми, оглянувшись, и надавил одну из кнопок на панели управления. Поднялась непрозрачная перегородка, тут же отделившая их от остальной части салона. Тибинг исчез, голоса его больше не было слышно.
Реми покосился на Сайласа и проворчал:
– Успел по горло наслушаться его нытья!
Несколько минут спустя, когда лимузин мчался по улицам Лондона, зазвонил мобильник Сайласа. Учитель! Он торопливо нажал кнопку:
– Алло?
– Сайлас! – прозвучал голос со знакомым французским акцентом. – Слава Богу, наконец-то слышу тебя. Это значит, ты в безопасности.
Сайлас тоже обрадовался. Он уже давно не слышал голос Учителя, а сама операция шла совершенно не по плану. Теперь же вроде бы все постепенно налаживалось.
– Краеугольный камень у меня.
– Прекрасная новость! – сказал Учитель. – Реми с тобой?
Сайлас удивился. Оказывается, Учитель знал и Реми.
– Да. Это Реми меня освободил.
– По моему приказу. Сожалею, что тебе пришлось так долго переносить тяготы плена.
– Физические неудобства ничто. Самое главное, что камень теперь у нас.
– Да. И я хотел бы, чтобы его как можно скорее доставили мне. Время не ждет.
Сайлас и мечтать не мог о таком счастье. Наконец-то он увидит самого Учителя!
– Да, сэр. Слушаюсь, сэр. Буду счастлив исполнить ваше приказание.
– Вот что, Сайлас. Я бы хотел, чтобы камень доставил мне Реми.
Реми? Сайлас сник. Какая несправедливость! И это после всего того, что он сделал для Учителя? Он вправе рассчитывать на награду. Наградой могло бы послужить доброе слово при личной встрече. А теперь получается, все лавры достанутся Реми?..
– Чувствую, ты разочарован, – сказал Учитель. – А это, в свою очередь, означает, что ты не понял истинных моих намерений. – Тут Учитель понизил голос до шепота: – Поверь, я предпочел бы получить краеугольный камень именно из твоих рук. Рук слуги Божьего, а не какого-то там преступника. Но Реми следует заняться, и немедленно. Он ослушался меня, совершил огромную ошибку, которая поставила всю нашу операцию под угрозу.
Сайлас похолодел и покосился на Реми. Похищение Тибинга вовсе не входило в их планы. Теперь возникла новая проблема. Совершенно непонятно, что делать с этим старикашкой.
– Мы с тобой слуги Господа нашего Бога, – продолжал нашептывать Учитель. – Мы не можем, не имеем права отклоняться от избранного пути. – На противоположном конце линии повисла многозначительная пауза. – Лишь по этой причине я прошу именно Реми привезти мне камень. Ты меня понимаешь?
Сайлас уловил гневные нотки в голосе Учителя. Он был удивлен, что Учитель не понимает его. Ведь рано или поздно он должен показать свое лицо, подумал Сайлас. Реми сделал то, что должен был сделать. Он спас краеугольный камень.
– Понимаю, – с трудом выдавил Сайлас.
– Вот и хорошо. Вы не должны мотаться по улицам, это слишком рискованно. Скоро полиция начнет искать лимузин, а я не хочу, чтоб вы попались. Скажи, у «Опус Деи» есть резиденция в Лондоне?
– Конечно.
– И тебя там примут?
– Как брата.
– Тогда немедленно поезжай туда и оставайся там. Я позвоню тебе, как только получу камень и решу все вопросы. – Вы тоже в Лондоне?
– Делай, что тебе говорят, и все будет прекрасно.
– Слушаюсь, сэр.
Учитель вздохнул, точно ему предстояло заняться страшно неприятным делом.
– А теперь я хотел бы поговорить с Реми.
Сайлас протянул Реми мобильник. Теперь он знал, что этот телефонный разговор может оказаться последним для Реми Легалудека.
Реми взял мобильник и подумал о том, что этот несчастный уродливый монах понятия не имеет, какая плачевная ему уготована судьба.
Учитель просто использовал тебя, Сайлас.
А твой епископ оказался лишь жалкой пешкой в этой игре.
Реми не уставал удивляться умению Учителя убеждать. Епископ Арингароса пожертвовал ради него всем. Здорово он его охмурил, ничего не скажешь. Епископ слишком хотел верить в то, что слышит, вот в чем его беда. И хотя Учитель не слишком нравился Реми, он вдруг почувствовал прилив гордости. Еще бы, ведь он сумел завоевать доверие такого человека, сделать для него так много. Я честно заработал свои деньги.
– Слушай меня внимательно, – сказал Учитель. – Отвезешь Сайласа к резиденции «Опус Деи», высадишь в нескольких кварталах оттуда. Потом поезжай к Сент-Джеймсскому парку. Это рядом с парламентом и Биг-Беном. Можешь припарковать лимузин на Хорсгардз-Парейд[65]. Там и поговорим.
И голос в трубке замолк.

[serghey]

Королевский колледж, основанный королем Георгом IV в 1829 году, представлял собой самостоятельное учебное заведение при Лондонском университете с факультетом теологии и религиозных исследований и располагался в здании неподалеку от парламента. Он мог похвастаться не только стопятидесятилетним опытом исследований и обучения студентов, но и созданием в 1982 году подразделения под названием «Исследовательский институт системной теологии», оснащенного самой полной и технически совершенной в мире базой электронных данных по изучению различных религий.
На улице шел дождь. Лэнгдон переступил порог библиотеки и почувствовал, как у него от волнения сжимается сердце. Главная исследовательская лаборатория оказалась именно такой, какой ее описывал Тибинг. Большое, прямоугольной формы помещение, главным предметом обстановки которого был круглый деревянный стол. За таким столом король Артур со своими рыцарями мог бы чувствовать себя вполне комфортно, если бы не наличие двенадцати компьютеров с плоскими экранами. В дальнем конце помещения находился стол справок. Дежурная библиотекарша как раз наливала в чайник воду, готовясь к долгому рабочему дню.
– Славное выдалось утро, не правда ли? – в типично английской манере приветствовала она посетителей. Оставила чайник и подошла. – Могу чем-нибудь помочь?
– Да, спасибо, – ответил Лэнгдон. – Позвольте представиться…
– Вы Роберт Лэнгдон. – Она одарила его приветливой улыбкой. – Я вас сразу узнала.
На секунду им овладел страх. Он подумал, что по распоряжению Фаша его фото показали и по британскому телевидению. Но улыбка библиотекарши успокоила. Лэнгдон еще не привык к своей известности. Но если и есть на земле люди, способные узнать его, то они, несомненно, должны работать на факультете истории религий.
– Памела Геттем, – представилась библиотекарша и протянула руку. Умное лицо с тонкими чертами, приятный голос. На шее висели очки на цепочке в роговой оправе и с толстыми стеклами.
– Рад познакомиться, – сказал Лэнгдон. – А это мой друг, Софи Невё.
Женщины поздоровались, и Геттем снова обратила все свое внимание на Лэнгдона:
– А я не знала, что вы к нам приезжаете.
– Да мы и сами не знали. Все вышло спонтанно. Если вас не затруднит, окажите нам помощь в поиске некоторых сведений.
Геттем несколько растерялась.
– Видите ли, как правило, мы предоставляем услуги только по официальным запросам. И сами назначаем время. Разве что вы являетесь гостем кого-то из наших профессоров?
Лэнгдон покачал головой:
– Увы, мы прибыли без приглашения. Просто один мой друг очень высоко о вас отзывался. Сэр Лью Тибинг, знаете такого? Знаменитый историк, член Британской королевской…
– О Господи, да, конечно! – Библиотекарша просияла. – Что за человек! Какой ученый! Просто фантастика, легенда! Всякий раз, когда приходит сюда, поиск направления один – Грааль, Грааль, Грааль. Нет, ей-богу, порой мне кажется, он скорее умрет, чем сдастся. – Она игриво подмигнула Лэнгдону. – Впрочем, время и деньги – вот роскошь, которую могут позволить себе люди, подобные сэру Тибингу, вы согласны? Он настоящий донкихот от науки!
– Так мы можем рассчитывать на вашу помощь? – спросила Софи. – Поверьте, это очень важно!
Геттем оглядела пустое помещение и заговорщицки подмигнула им обоим:
– Что ж, не могу утверждать, что как раз сейчас я очень занята, верно? Не думаю, что, занявшись вами, серьезно нарушу наши правила. Что именно вас интересует?
– Мы пытаемся найти в Лондоне одно старинное захоронение.
Геттем посмотрела на них с сомнением:
– Но у нас около двадцати тысяч таких захоронений. Нельзя ли поточнее?
– Это могила рыцаря. Имени мы не знаем.
– Рыцаря… Что ж, это значительно сужает круг поисков. Могилы рыцарей не на каждом шагу встречаются.
– У нас не так много информации об этом рыцаре, – сказала Софи. – Это все, что мы знаем. – И она протянула библиотекарше листок, на котором записала две первые строчки стихотворения.
Не желая показывать все четверостишие постороннему человеку, Софи с Лэнгдоном решили разделить его на две части. Двух первых строк было достаточно для определения личности рыцаря. Софи называла это «усеченным шифрованием». Когда разведывательная служба перехватывает шифровку, содержашую какие-либо важные данные, ее обычно делят на части, и каждый криптограф работает над своей. Придумано это на тот случай, если кто-то из них расколется. Ни один шифровальщик не владеет всем объемом секретной информации.
Впрочем, в данном случае эти меры предосторожности были, пожалуй, излишними. Даже если бы библиотекарша и увидела стихотворение целиком, узнала, где находится могила рыцаря и что за шар на ней отсутствует, без криптекса эта информация все равно была бы бесполезна.
По глазам знаменитого американского ученого Геттем сразу поняла, что сведения об этой загадочной могиле чрезвычайно для него важны. Да и зеленоглазая женщина, сопровождавшая его, тоже заметно волновалась.
Немного озадаченная библиотекарша надела очки и взглянула на протянутый листок.


Лондон, там рыцарь лежит, похороненный папой.
Гнев понтифика он на себя навлек.


Она посмотрела на них.
– Что это? Гарвардские шутники раскопали на какой-то мусорной свалке?
Лэнгдон с трудом выдавил смешок:
– Ну, можно сказать и так.
Геттем поняла: он что-то недоговаривает. Тем не менее загадка заинтересовала ее. Ей и самой было любопытно разобраться.
– Итак, в этом стишке говорится о том, что некий рыцарь сделал нечто, вызвавшее недовольство Церкви. Однако папа был милостив к нему и разрешил похоронить здесь, в Лондоне.
Лэнгдон кивнул:
– Примерно так. Наводит на какие-либо мысли? Геттем подошла к компьютеру.
– Ну, сразу не скажу. Но давайте посмотрим, что можно выкачать из базы данных.
За последние два десятилетия Исследовательский институт системной теологии при Королевском колледже использовал компьютерную методику поиска параллельно с переводом с разных языков для обработки и систематизации огромного собрания различных текстов. В их число входили энциклопедии религии, биографии религиозных деятелей, Священные Писания на десятках языков, исторические хроники, письма Ватикана, дневники священнослужителей – словом, все, что могло иметь отношение к вопросам веры. Теперь же эта внушительная коллекция существовала в виде битов и байтов, а не бесконечных страниц с текстами, и данные стали гораздо доступнее.
Усевшись перед компьютером, библиотекарша положила рядом листок с двустишием и принялась печатать.
– Попробуем задействовать поисковую систему с помощью нескольких ключевых слов. А дальше видно будет.
– Спасибо. Геттем напечатала:
Лондон, рыцарь, папа
Затем щелкнула клавишей «Поиск», и огромная машина тихо загудела, сканируя данные со скоростью пятьсот мегабайт в секунду.
– Я попросила систему показать мне документы, где в полном тексте содержатся все эти три слова. Конечно, она выдаст много лишней информации, но начинать, думаю, лучше всего с этого.
На экране уже ползли первые строчки:
Портреты папы. Собрание картин сэра
Джошуа Рейнолдса. «Лондон юниверсити пресс».
Геттем покачала головой:
– Очевидно, это не то, что нам нужно. Посмотрим дальше.
"Лондонский период в творчестве Александра Попа[66]" Дж. Уилсона Найта[67].
Снова не то.
Система продолжала работать, и данных поступало великое множество. Дюжины текстов, во многих из них шла речь о британском писателе восемнадцатого века Александре Попе, в чьих сатирических стихах содержалось немало упоминаний о рыцарях и Лондоне.
Геттем перевела взгляд на нумерационное поле в нижнем углу экрана. Выдавая информацию, компьютер автоматически подсчитывал процент данных, подлежащих переработке, уведомляя пользователя о том, на какой объем информации он может рассчитывать. Поле казалось практически необозримым.
Приблизительное количество ссылок: 2692
– Нам следует как-то сузить круг поиска, – заметила Геттем. – Это вся информация о захоронении, которой вы располагаете? Может, есть что-то еще?
Лэнгдон покосился на Софи. Та колебалась.
Они явно что-то скрывают, поняла Геттем. И это не гарвардские глупости. Она была наслышана о прошлогоднем визите Лэнгдона в Рим. Этот американец умудрился получить доступ в самую труднодоступную библиотеку в мире – в архивы Ватикана. Интересно, подумала она, какие секреты мог узнать там Лэнгдон и не связаны ли нынешние поиски захоронения в Лондоне с информацией, полученной в Ватикане? Геттем слишком долго проработала в библиотеке, а потому знала: когда люди приезжают в Лондон на поиски рыцарей, это означает, что их интересует только одно – Грааль.
Библиотекарша улыбнулась и поправила очки.
– Вы друзья сэра Лью Тибинга, вы прибыли в Англию и ищете рыцаря. – Она сложила ладони. – Отсюда я делаю вывод, что вас, по всей видимости, интересует Грааль.
Лэнгдон с Софи обменялись удивленными взглядами. Геттем засмеялась:
– Друзья мои, наша библиотека – базовый лагерь для всех охотников за Граалем. И Лью Тибинг является одним из них. И если бы мне платили хоть по шиллингу за каждый поиск, связанный с такими ключевыми словами, как «Роза», «Мария Магдалина», «Сангрил», «Меровинги», «Приорат Сиона», ну и так далее, и тому подобное, я бы, наверное, давно разбогатела. Все просто помешались на тайнах. – Она сняла очки и посмотрела им прямо в глаза. – Мне нужна дополнительная информация.
Гости молчали, но Геттем безошибочно уловила их готовность расстаться с тайной, слишком уж важен был для них результат поисков.
– Вот, – буркнула Софи Невё, – это все, что мы знаем. – И, взяв у Лэнгдона ручку, она дописала на листке бумаги две строки и протянула его библиотекарше.


Шар от могилы найди, Розы цветок.
На плодоносное чрево сие есть намек.


Геттем едва сдержала улыбку. Так, значит, действительно Грааль, подумала она, раз речь идет о Розе и плодоносном чреве.
– Пожалуй, я смогу помочь вам, – сказала она. – Могу ли я спросить, откуда у вас это стихотворение? И почему следует искать именно шар?
– Спросить вы, конечно, можете, – ответил с улыбкой Лэнгдон, – но история эта очень длинная, а мы ограничены во времени.
– Вежливый способ сказать «не ваше это дело»?
– Послушайте, Памела, – сказал Лэнгдон, – мы навеки у вас в долгу, если вы поможете понять, кто такой этот рыцарь и где похоронен.
– Что ж, хорошо, – ответила Геттем и снова уселась за компьютер. – Я постараюсь. Если все завязано на Граале, попробуем использовать другие ключевые слова. Введу их как дополнение и снова включу программу поиска. Это позволит ограничиться текстами, связанными с миром Грааля.
И она набрала:
Поиск: рыцарь, Лондон, папа, могила
А затем, чуть ниже, допечатала:
Грааль, Роза, Сангрил, сосуд
– Сколько примерно времени это займет? – спросила Софи.
– Несколько сот терабайтов с множественными перекрестными ссылками? – Памела, сощурившись, прикинула и уме и щелкнула клавишей «Поиск». – Минут пятнадцать, не больше. Лэнгдон с Софи промолчали, но она поняла: эти пятнадцать минут кажутся им вечностью.
– Чаю? – спросила библиотекарша и подошла к столику, на котором стоял чайник. – Лью всегда просто обожал мой чай.

[serghey]

Резиденция «Опус Деи» в Лондоне представляла собой скромное кирпичное здание по адресу Орм-Корт, 5, напротив располагались улица Норт-Уок и парк Кенсингтон-гарденз. Сайлас никогда не был здесь, но, приближаясь к зданию, с каждым шагом ощущал все большую уверенность и спокойствие. Добираться Сайласу пришлось пешком. Несмотря на то что дождь лил как из ведра, Реми высадил его из машины за несколько кварталов – не хотел, чтобы лимузин показывался на центральных улицах. Но Сайлас не возражал против пешей прогулки. Дождь очищает.
По совету Реми он стер с оружия отпечатки пальцев, а затем избавился от него, бросив в канализационный колодец. И был рад, что избавился. На душе сразу полегчало. Ноги все еще побаливали от веревок, но Сайлас научился терпеть и куда более сильную боль. Он думал о Тибинге, которого Реми оставил связанным в лимузине. Британцу сейчас наверняка приходится ой как не сладко.
– Что будешь с ним делать? – спросил он Реми перед тем, как тот высадил его из машины.
Реми пожал плечами:
– Это Учителю решать. – Но в его голосе Сайлас услышал приговор.
Он уже подходил к зданию «Опус Деи», когда дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Сутана промокла насквозь, влажная ткань прилипала к свежим ранам, они заныли с новой силой. Но Сайлас ничего не имел против. Он был готов очиститься от грехов, совершенных за последние сутки. Свою работу он сделал. Сайлас пересек двор и, подойдя к двери, не слишком удивился, увидев, что она не заперта. Он отворил ее и шагнул в скромно обставленную прихожую. И едва ступил на ковер, как сработало электронное устройство и где-то наверху звякнул колокольчик. То было обычное явление для зданий, обитатели которых большую часть дня проводили за молитвами у себя в комнатах. Сайлас услышал, как скрипнули над головой деревянные половицы.
Через минуту к нему спустился мужчина в монашеской сутане.
– Чем могу помочь?
Глаза у него были добрые, но смотрел он как-то странно, мимо Сайласа.
– Спасибо. Я Сайлас. Член «Опус Деи».
– Американец? Сайлас кивнул:
– Я здесь всего на один день. Хотелось бы передохнуть. Это возможно?
– Какие могут быть вопросы. На третьем этаже пустуют две комнаты. Могу принести вам чая и хлеба.
– Огромное спасибо. – Только теперь Сайлас почувствовал, как зверски проголодался.
Он поднялся наверх и оказался в скромной комнате с одним окном. Снял промокшую насквозь сутану, опустился на колени прямо в нижнем белье. Услышал, как в коридоре раздались шаги – это монах подошел и поставил поднос возле двери. Сайлас помолился, потом поел и улегся спать.
Тремя этажами ниже зазвонил телефон. Ответил послушник «Опус Деи», впустивший Сайласа в обитель.
– Вас беспокоит полиция Лондона, – услышал он мужской голос. – Мы пытаемся разыскать монаха-альбиноса. Получили информацию, что он может быть у вас. Вы его видели?
Монах был потрясен.
– Да, он приходил. А что случилось?
– Он и сейчас у вас?
– Да. Наверху. Молится. Что он натворил?
Пусть остается там, где есть, – строго приказал мужчина. – Никому ни слова. Я высылаю за ним своих людей.

[serghey]

Сент-Джеймсский парк – это зеленый островок в самом центре Лондона, расположенный неподалеку от Вестминстерского и Букингемского дворцов. Теперь он открыт для всех желающих, но некогда король Генрих VIII обнес парк изгородью и развел там оленей, на которых охотился вместе с придворными. В теплые солнечные дни лондонцы устраивают пикники прямо под раскидистыми ивами и кормят пеликанов, обитающих в пруду. Кстати, дальние предки этих пеликанов некогда были подарены Карлу II русским послом.
Сегодня Учитель никаких пеликанов здесь не увидел, уж слишком ветреная и дождливая выдалась погода, но зато с моря прилетели чайки. Лужайки парка были покрыты сотнями белых птиц, все они смотрели в одном направлении, терпеливо пережидая сокрушительные порывы влажного ветра. Несмотря на утренний туман, отсюда открывался прекрасный вид на знаменитое здание парламента и Биг-Бен. А если посмотреть выше, через пологие лужайки и пруд с утками, сквозь изящное кружево плакучих ив, становились видны шпили здания, где, как знал Учитель, и находилась могила рыцаря. Именно по этой причине он назначил свидание Реми здесь.
Вот Учитель приблизился к передней дверце лимузина, и Реми услужливо распахнул ее перед ним. Но Учитель медлил, достал плоскую фляжку с коньяком, отпил глоток. Потом вытер губы платком, уселся рядом с Реми и захлопнул дверцу.
Реми торжественно приподнял руку с зажатым трофеем, краеугольным камнем.
– Чуть не потеряли.
– Ты прекрасно справился, – сказал Учитель.
– Мы справились вместе! – поправил его Реми. И передал камень Учителю.
Тот долго разглядывал его и улыбался.
– Ну а оружие? Отпечатки, надеюсь, стерты?
– Да. И я положил его обратно в бардачок.
– Отлично! – Учитель отпил еще один глоток коньяку и протянул фляжку Реми. – За наш успех! Конец уже близок.
Реми с благодарностью принял угощение. Правда, коньяк показался солоноватым на вкус, но ему было все равно. Теперь они с Учителем стали настоящими, полноправными партнерами. Он чувствовал: перемены в его жизни близки. Теперь уже никогда больше не буду слугой. Реми смотрел через набережную на пруд с утками, Шато Виллет казался далеким, как сон.
Отпив еще глоток, Реми почувствовал, как по жилам разлилось приятное тепло. Однако вскоре теплота эта превратилась в жжение. Реми ослабил узел галстука, ощущая неприятный привкус во рту, и протянул фляжку Учителю.
– Мне, пожалуй, хватит, – с трудом выдавил он. Учитель забрал фляжку и сказал:
– Надеюсь, ты понимаешь, Реми, что оказался единственным человеком, знающим меня в лицо. Я оказал тебе огромное доверие.
– Да, – ответил слуга. Его сотрясал мелкий озноб, и он снова ослабил узел галстука. – И эту тайну я заберу с собой в могилу.
Помолчав, Учитель заметил:
– Я тебе верю. – Затем убрал в карман фляжку и краеугольный камень. Потянулся к бардачку, открыл его, достал крохотный револьвер «Медуза». На мгновение Реми охватил страх, но Учитель просто сунул револьвер в карман брюк.
Что он делает? И зачем? Реми прошиб холодный пот.
– Я обещал тебе свободу, – сказал Учитель, и на этот раз в голосе его прозвучало сожаление. – Но с учетом всех обстоятельств это лучшее, что я могу для тебя сделать.
Реми почувствовал, как у него распухло горло и стало нечем дышать. Хватаясь обеими руками за горло, он вдруг согнулся пополам, спазмы в трахее перешли в приступы рвоты. Он хотел крикнуть, но издал лишь слабый сдавленный стон. Теперь понятно, почему коньяк показался солоноватым.
Я умираю! Он меня убил!..
Еще не веря до конца в эту чудовищную мысль, Реми обернулся к сидевшему рядом Учителю. Тот спокойно смотрел куда-то вперед через ветровое стекло. В глазах у Реми помутилось, он судорожно хватал ртом воздух. Я для него в лепешку разбивался! Как он только мог, как смел? Реми не знал, чем было вызвано решение Учителя убрать его. То ли он задумал это с самого начала, то ли ему не понравились действия Реми в церкви Темпла. Легалудеку не суждено было узнать об этом. Животный страх и ярость – вот какие чувства владели им сейчас. Он попытался наброситься на Учителя, но тело не слушалось. Я поверил тебе, я все поставил на карту!
Реми пытался поднять кулак, чтоб ударить по клаксону, но лишь пошатнулся и сполз вниз по сиденью. Так и лежал на боку возле Учителя, хватаясь за опухшее горло. Дождь припустил еще сильнее. Реми уже ничего не видел, но краем затухающего сознания цеплялся за прекрасное видение. И перед тем как окружающий мир для него померк, увидел водную гладь под солнцем, услышал, как с ласковым шепотом набегает на берег Ривьеры прибой.
Учитель вышел из лимузина, огляделся и с удовлетворением отметил, что вокруг ни души. У меня не было выбора, сказал он себе и даже немного удивился: теперь он не испытывал никаких сожалений о содеянном. Реми сам выбрал такую судьбу. Все это время Учитель опасался, что Реми придется устранить, когда операция будет завершена. Но глупец сам приблизил свою кончину, повел себя в церкви Темпла совершенно недопустимым образом. Неожиданное появление Роберта Лэнгдона в Шато Виллет имело как положительную, так и отрицательную сторону. Лэнгдон доставил краеугольный камень, избавив от необходимости разыскивать бесценное сокровище, но он же навел полицию на их след. Реми оставил множество отпечатков не только по всему дому, но и на чердаке амбара, где был установлен пост прослушивания, на котором он же и дежурил. И теперь Учитель радовался своей предусмотрительности. Он сделал все возможное, чтобы между ним и Реми не усматривалось никакой связи, способной разоблачить их совместную деятельность. Никто ни в чем не заподозрил бы Учителя, разве только в том случае, если бы Реми вдруг проболтался. Но теперь и эта опасность устранена.
Еще один конец обрублен, подумал Учитель и направился к задней дверце лимузина. Полиция никогда не поймет, что произошло… и нет в живых свидетеля, который его выдаст. Он осторожно огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не следит, открыл дверцу и забрался в просторное хвостовое отделение салона.
Несколько минут спустя Учитель уже пересекал Сент-Джеймсский парк. Теперь остались только двое. Лэнгдон и Невё. С ними будет куда сложнее. Но ничего, справиться можно. Сейчас не до них, надо срочно заняться криптексом.
С торжеством оглядывая парк, он видел впереди свою цель. Лондон, там рыцарь лежит, похороненный папой. Едва услышав эти стихи, Учитель сразу же понял: он знает ответ. А в том, что другие до сих пор не вычислили его, нет ничего удивительного. У меня преимущество, пусть даже и получено оно не совсем честным путем. Учитель на протяжении нескольких месяцев прослушивал все разговоры Соньера, и однажды Великий мастер упомянул об этом знаменитом рыцаре, почитаемом им не меньше, чем Леонардо да Винчи. То, что в стихотворении говорится именно об этом рыцаре, не вызывало никаких сомнений, хотя и следовало отдать должное остроумию Соньера. Учителя заботило совсем другое. Как поможет могила узнать последнее ключевое слово, до сих пор оставалось загадкой.
Шар от могилы найди…
Учитель помнил снимки знаменитого захоронения, главную его отличительную черту. Изумительной красоты шар. Эта огромная сфера венчала надгробие и по своим размерам не уступала ему. Наличие шара радовало Учителя и одновременно вызывало беспокойство. С одной стороны, это указатель, с другой – если верить стихам, ключевое слово как-то связано с шаром, который должен быть на могиле… но теперь отсутствует. И тогда, возможно, это совсем не тот шар. Чтобы прояснить ситуацию, он собирался самым тщательным образом осмотреть надгробие.
Дождь лил как из ведра, и он засунул криптекс поглубже в правый карман, чтобы не намок. В левом кармане лежал револьвер «Медуза». Через несколько минут он уже входил в храм, расположенный едва ли не в самом изумительном здании Лондона конца девятого века.
В этот же момент епископ Арингароса вышел прямо под дождь из маленького самолета. И, шлепая по лужам и приподнимая полы сутаны, двинулся к зданию аэровокзала в Биггин-Хилл. Он надеялся, что его встретит сам капитан Фаш. Но вместо него навстречу поспешил молодой офицер британской полиции с зонтиком.
– Епископ Арингароса? Капитану Фашу пришлось срочно уехать. Попросил меня встретить вас и проводить. Сказал, чтобы я отвез вас в Скотланд-Ярд. Он считает, что там вам будет безопаснее.
Безопаснее? Арингароса покосился на тяжелый портфель с облигациями Банка Ватикана. Он почти забыл, какое при нем сокровище.
– Да, благодарю вас.
Арингароса уселся в полицейский автомобиль. Интересно, где же сейчас Сайлас? Через несколько минут он получил ответ по полицейскому сканеру.
Орм-Корт, дом 5.
Арингаросе был прекрасно известен этот адрес. Это же лондонская резиденция «Опус Деи». – Везите меня туда, немедленно! – сказал он водителю.

[serghey]

Лэнгдон не сводил глаз с экрана компьютера с того самого момента, как там начали появляться результаты поиска.
Пять минут. Всего две ссылки. Обе не имели отношения к делу.
Он уже начал беспокоиться.
Памела Геттем находилась в соседней комнате. Лэнгдон с Софи допустили оплошность, спросили, принято ли в библиотеке пить, помимо чая, еще и кофе. И вот теперь, судя по запаху, доносившемуся до них, можно было догадаться, что их собираются напоить растворимым «Нескафе».
И тут компьютер громко просигналил.
– Похоже, выдал еще что-то! – крикнула Памела из соседней комнаты. – Что там за название?
Лэнгдон впился глазами в экран.
Аллегория Грааля в средневековой
литературе: Трактат о сэре Гэуэйне и Зеленом рыцаре
– Какая-то аллегория Зеленого рыцаря! – крикнул он библиотекарше. – He то, – ответила Геттем. – В Лондоне похоронено не так много мифологических зеленых гигантов. Можно даже считать, что ни одного.
Лэнгдон с Софи терпеливо сидели перед монитором в ожидании продолжения. Но когда экран ожил снова, информация оказалась для них неожиданной.
Die Opern von Richard Wagner
– Оперы Вагнера? – спросила Софи.
Геттем заглянула в комнату с пакетиком от кофе в руке.
– А вот это действительно странное сочетание. Разве Вагнер был рыцарем?
– Нет, – ответил Лэнгдон, чувствуя, что заинтригован. – Зато он был известным масоном. – Наряду с Моцартом, Бетховеном, Шекспиром, Гершвином, Гудини и Диснеем. О связях масонов с орденом тамплиеров, Приоратом Сиона и Граалем было написано множество книг. – Мне бы хотелось получить более подробную распечатку. Как вывести на экран весь текст?
– Да не нужен вам весь текст, – откликнулась библиотекарша. – Просто выделите название и нажмите на него мышкой. И компьютер выдаст вам отдельные строки из общего контекста, где встречаются выделенные ключевые слова.
Лэнгдон ничего не понял из ее объяснений, но выделил название и послушно щелкнул мышкой.
На мониторе высветилось несколько строк.
… мифологический рыцарь по имени Парсифаль, который…
… метафорический Грааль, поиск которого спорен…
… Лондонская филармония в 1855…
… оперная антология Ребекки Поп, включает «Диву»…
… могила Вагнера находится в Германии…
– Опять совсем не та Поп, – шутливо и разочарованно заметил Лэнгдон. Тем не менее его потрясла простота использования системы. Ключевых слов в контексте оказалось достаточно, чтобы напомнить ему об опере Вагнера «Парсифаль», в которой отдавалась дань Марии Магдалине как продолжательнице рода Иисуса Христа. В ней рассказывалась история молодого рыцаря, отправившегося на поиски истины.
– Наберитесь терпения, – посоветовала Геттем. – Дайте машине время. Пусть себе работает.
На протяжении нескольких следующих минут компьютер выдал еще несколько ссылок на Грааль, в том числе и текст о трубадурах, знаменитых странствующих менестрелях Франции. Лэнгдон знал, что общий корень в таких словах, как «minstrel» и «minister», не является случайным совпадением. Трубадуры были странствующими слугами, или «ministers», Церкви Марии Магдалины и использовали музыку, чтобы поведать в песенных балладах историю этой женщины. По сей день восславляют они добродетели «Госпожи нашей», загадочной и прекрасной дамы, истовому служению которой отдали себя целиком.
Тут компьютер выдал новую информацию:
Рыцари, плуты (валеты), папы и
пятиконечные звезды: История святого Грааля в картах таро
– Неудивительно, – сказал Лэнгдон, обернувшись к Софи. – Некоторые из наших ключевых слов созвучны с названиями отдельных карт. – Он снова щелкнул мышкой. – Не уверен, что ваш дедушка, Софи, играя с вами в карты, когда-либо упоминал об этом. Но игра – это как бы «карточный» пересказ истории о пропавшей Невесте и ее порабощении «злой» Церковью.
Софи окинула его удивленным взглядом:
– Я и понятия не имела.
– В том и состоял смысл. С помощью этой метафорической игры последователи Грааля тайно обменивались посланиями, скрываясь от всевидящего ока Церкви. – Лэнгдон часто задавался вопросом, многим ли современным игрокам в карты известна истинная подоплека четырех мастей. Пики, червы, трефы и бубны – все это были символы, тесно связанные с Граалем и позаимствованные у четырех мастей карт таро: мечей, кубков, скипетров и пятиконечных звезд.
Пики были мечами – клинок. Символ мужчины. Червы произошли от кубков – сосуд. Символ женщины. Трефы были скипетрами – царская кровь. Символ продолжения рода. Бубны были пятиконечными звездами – богиня. Символ священного женского начала.
Лэнгдон уже начал опасаться, что компьютер больше ничего не выдаст, но четыре минуты спустя на экране высветились следующие строки:
Тяготы гения: Биография современного рыцаря
– «Тяготы гения»! – крикнул Лэнгдон библиотекарше. – «Биография современного рыцаря»! Как прикажете это понимать?
Геттем снова высунулась из-за двери:
– Насколько современного? И только не говорите мне, что это ваш сэр Руди Джулиани[68]. Лично я считаю, он до рыцаря не дотягивает.
У Лэнгдона возникла другая догадка. Он почему-то решил, что это биография недавно посвященного в рыцари сэра Мика Джаггера. Но момент был не слишком подходящим для обсуждения современной британской политики посвящения в рыцари.
– Так, давайте посмотрим, что тут у нас имеется. – И он прочел обрывки текста с ключевыми словами:
… почетный рыцарь, сэр Исаак Ньютон…
… в Лондоне в 1727-м, и…
… его могила в Вестминстерском аббатстве…
… Александр Поп, друзья и коллеги…
– Я так понимаю, понятие «современный» весьма относительно, – сказала Софи Памеле. – Это отрывок из какой-то старой книги. О сэре Исааке Ньютоне.
Геттем, по-прежнему стоя в дверях, покачала головой:
– И что толку? Ведь Ньютон был похоронен в Вестминстерском аббатстве, этом центре английского протестантизма. И католик папа вряд ли мог присутствовать на похоронах. Вам с молоком и сахаром?
Софи кивнула.
– А вам, Роберт? – спросила Геттем.
Сердце у Лэнгдона билось все быстрее. Он отвел взгляд от экрана и поднялся.
– Сэр Исаак Ньютон и есть наш рыцарь.
Софи удивилась:
– О чем это вы?
– Ньютон похоронен в Лондоне, – принялся объяснять Лэнгдон. – Он создатель радикально новой науки, и за это его прокляла Церковь. И еще он был Великим мастером тайной организации, Приората Сиона. Чего же еще?..
– Чего еще? – воскликнула Софи и указала на листок со стихотворением. – А как насчет рыцаря, похороненного папой? Вы ведь слышали, что сказала мисс Геттем. Никакой папа Ньютона не хоронил.
Лэнгдон потянулся к мышке.
– Кто тут говорил о папе, главе Католической церкви? – Он выделил слово «папа», щелкнул мышкой. И на экране появился уже весь отрывок полностью.
На похоронах сэра Исаака Ньютона,
память которого почтили монархи и представители высшего сословия, распорядителем был Александр Поп,
друзья и коллеги произносили
трогательные панегирики, прежде чем
бросить на гроб по горсти земли.
Лэнгдон обернулся к Софи:
– Итак, нужного нам папу мы получили со второй попытки. – Он выдержал паузу. – И это есть не кто иной, как мистер Поп. Александр.
Лондон, там рыцарь лежит, похороненный Попом…
Софи медленно поднялась со стула.
Жак Соньер, мастер двойных загадок и словесных игр, снова доказал, что человеком он был на удивление умным и изобретательным.

[serghey]

Сайлас проснулся словно от толчка.
Он не знал, что его разбудило и сколько он проспал. Мне снился сон? Он сел на соломенном тюфяке и прислушался к звукам в резиденции «Опус Деи», но тишину нарушало лишь тихое бормотание в комнате этажом ниже – там кто-то молился вслух. Эти знакомые звуки сразу успокоили Сайласа.
Но тут внезапно он снопа ощутил тревогу.
Поднявшись в чем был, прямо в нижнем белье, он подошел к окну. Неужели кто-то меня выследил? Но двор был пуст. Он прислушался. Тишина. С чего это я так разнервничался? За всю свою многотрудную жизнь Сайлас научился доверять интуиции. Только интуиция спасала его на улицах Марселя, когда он был еще ребенком. Задолго до тюрьмы… задолго до того, как у него благодаря епископу Арингаросе началась совсем другая жизнь. Он высунулся из окна и только теперь заметил смутные очертания стоявшего за изгородью автомобиля. На крыше полицейская мигалка. В коридоре скрипнула половица. Кто-то подергал ручку его двери.
Сайлас отреагировал мгновенно. Метнулся в сторону и оказался за дверью как раз в тот момент, когда она с грохотом распахнулась. В комнату ворвался полицейский с пистолетом. Не успел он сообразить, где находится Сайлас, как тот ударил дверь плечом и сбил с ног второго полисмена, который как раз входил. Первый, резко развернувшись, приготовился стрелять, но тут Сайлас нырнул прямо ему под ноги. Грохнул выстрел, пуля просвистела над головой Сайласа, а тот даром времени не терял: больно пнул ногой стрелявшего прямо в голень. Ноги у того подкосились, и он, рухнув на пол, пребольно ударился головой о деревянные половицы. Второй полицейский, оказавшийся у двери, уже поднимался на ноги, но Сайлас подлетел и ударил его коленом в пах. Потом перепрыгнул через согнувшегося пополам от боли человека и выбежал в коридор.
Почти голый, в одном белье, Сайлас несся вниз по лестнице. Он понимал, что его предали. Но кто? Вот и прихожая, и он увидел, как в нее через распахнутую дверь вбегают другие полицейские. Сайлас повернулся и бросился бежать по коридору. Там женская половина. В каждом здании «Опус Деи» есть такое отделение. Сайлас проскочил через кухню, до смерти перепугав поваров и посудомоек. Еще бы: огромный голый альбинос мчался как бешеный, сшибая на своем пути котелки и тарелки. Вот он оказался в темном и узком коридорчике за бойлерной и увидел впереди спасительный свет, дверь открывалась на улицу. Сайлас выскочил под проливной дождь, спрыгнул с высокого крыльца, но слишком поздно заметил выбегающего из-за угла здания полицейского. Мужчины столкнулись, при этом Сайлас успел подставить широкое бледное плечо, оно с сокрушительной силой ударило полицейского прямо в грудь. Офицер рухнул на мостовую, увлекая Сайласа за собой. Монах оказался сверху. При падении полицейский выронил из рук пистолет, оружие отлетело в сторону. Сайлас слышал, как из здания с криками выбегает кто-то еще. Он изловчился, перекатился на спину и успел схватить пистолет прежде, чем из дверей показались другие полицейские. Грянул выстрел, Сайласа точно огнем ожгло. Пуля угодила в подреберье. И тогда, ослепленный яростью, он открыл огонь по трем полицейским. Из его ран фонтанчиками била кровь.
Но тут над ним нависла чья-то тень, появившаяся, казалось, из ниоткуда. Дьявольски сильные руки впились ему в плечи мертвой хваткой и встряхнули. Мужчина проревел ему прямо в ухо:
– Сайлас, нет!
Монах развернулся и выстрелил. И только тут встретился взглядом со своей жертвой. Епископ Арингароса упал, Сайлас издал вопль ужаса.

[serghey]

В Вестминстерском аббатстве похоронены или помещены в раку около трех тысяч человек. Все колоссальное внутреннее пространство собора занято могилами королей, государственных деятелей, ученых, поэтов и музыкантов. Их надгробия, угнездившиеся в каждой нише и каждом алькове, не отличаются той помпезностью и великолепием, которыми отмечены королевские мавзолеи. Это прежде всего саркофаг с прахом королевы Елизаветы I, который покоится здесь в отдельной часовне, а также более скромные захоронения, прямо в полу, под металлическими плитами, надписи на которых стерлись за века от бесконечного хождения посетителей. И уж чьи останки нашли там последнее упокоение, оставалось теперь только гадать. Построенное в стиле других величественных соборов Европы, Вестминстерское аббатство не считается ни кафедральным собором, ни просто церковью для прихожан. Оно всегда носило другой статус – «особой королевской церкви». Здесь не только хоронили монархов, здесь проводилась их коронация. Первая, коронация Вильгельма Победителя, состоялась на Рождество, в 1066 году. А затем этот великолепный храм стал свидетелем и других бесконечных королевских, государственных и религиозных церемоний, от канонизации Эдуарда Исповедника до свадьбы принца Эндрю и Сары Фергюсон, пышных похорон Генриха V, королевы Елизаветы I и леди Ди.
Однако сейчас Роберта Лэнгдона не интересовало ни одно историческое событие, произошедшее в стенах аббатства, кроме похорон английского рыцаря, сэра Исаака Ньютона.
Лондон, там рыцарь лежит, похороненный Попом.
Пройдя под величественным порталом в северный поперечный неф, Лэнгдон с Софи были встречены охранниками, те вежливо заставили их пройти через недавно появившееся в аббатстве новшество – металлоискатель в виде высокой арки, теперь такие установлены в большинстве исторических зданий Лондона. Они благополучно миновали арку, не вызвав никаких подозрений, и двинулись к центру собора.
Едва переступив порог Вестминстерского аббатства, Лэнгдон ощутил, что весь остальной мир для него точно исчез. Ни шума дорожного движения. Ни шелеста дождя. Тишина просто оглушала, и еще казалось, воздух слегка вибрирует, точно это величественное здание нашептывает что-то самому себе.
Взгляды Софи и Лэнгдона, как и почти каждого здешнего посетителя, тут же устремились вверх, туда, где над их головами воспарял к небесам необъятный купол. Колонны из серого камня вздымались, точно калифорнийские мамонтовые деревья, и терялись где-то в глубине, в тени. Вершины их поднимались на головокружительную высоту, а основания уходили в каменный пол. Публике открывался широченный проход северного нефа, он был подобен глубокому каньону в обрамлении скал из цветного стекла. В солнечные дни лучи отбрасывали на пол целую палитру мерцающих бликов. Сегодня же шел дождь, на улице было серо и пасмурно, и в этом необъятном пространстве сгустился полумрак… отчего аббатство стало походить на склеп, чем оно, в сущности, и являлось. – Да здесь почти никого, – шепнула Софи. Лэнгдон ощутил нечто похожее на разочарование. Он надеялся увидеть в соборе куда больше людей. Чем больше людей, тем лучше. Ему не хотелось повторения того, что произошло в заброшенной церкви Темпла. Ведь в толпе туристов человек чувствует себя в большей безопасности. Последний раз он был здесь летом, в самый разгар туристического сезона, но теперь в Лондоне дождливое апрельское утро. И вместо любопытных толп и разноцветных бликов на полу Лэнгдон видел под ногами лишь голые плиты и альковы, утопающие в тени.
– Мы только что прошли через металлоискатели, – напомнила Софи. Очевидно, она ощутила, как напряжен Лэнгдон. – А стало быть, те немногие люди, что находятся здесь, никак не могут быть вооружены.
Лэнгдон кивнул, но слова Софи его не успокоили. Чуть раньше он хотел вызвать сюда же и лондонскую полицию, но опасения Софи относительно заинтересованности в этом деле Фаша остановили его. Она не слишком верила в то, что капитан судебной полиции отказался от преследования подозреваемого. Первым делом мы должны найти криптекс, сказала тогда Софи. Это ключ ко всему.
И разумеется, она оказалась права.
Ключ к тому, чтобы вернуть Лью живым и здоровым.
Ключ к тайне Грааля.
Ключ к тому, чтобы узнать, кто стоит за всем этим.
К сожалению, единственная возможность найти этот ключ представилась здесь и сейчас… у могилы Исаака Ньютона. Человек, завладевший криптексом, должен был появиться у этой могилы, чтобы расшифровать последнее ключевое слово. Если только… если только он не успел сделать это раньше и уйти. Но Софи с Лэнгдоном не теряли надежды.
Продвигаясь вдоль левой стены собора, они попали в узкий боковой проход за длинным рядом пилястров. У Лэнгдона не выходил из головы Лью Тибинг, он так и видел его связанным, с кляпом во рту, на заднем сиденье лимузина. Тот, кто приказал в одночасье перебить всю верхушку Приората Сиона, вряд ли остановится перед убийством любого другого человека, вставшего у него на пути. Какая жестокая ирония судьбы кроется в том, что Тибинг, тоже получивший столь почетный в Британии титул рыцаря, стал заложником во время поисков могилы своего же соотечественника, сэра Исаака Ньютона.
– Где же она? – спросила Софи, озираясь по сторонам. Могила. Лэнгдон понятия не имел.
– Надо найти какого-нибудь служку и спросить.
Все лучше, думал Лэнгдон, чем блуждать по всему аббатству. Оно являло собой бесчисленное множество мавзолеев, миниатюрных часовен и ниш для захоронения, куда свободно можно было войти. Как и в Большой галерее Лувра, вход тут был только один, тот самый, через который они сюда попали. Так что войти просто, а вот выбраться почти невозможно. Один из коллег Лэнгдона называл аббатство «настоящей ловушкой для туристов». К тому же выстроено оно было в архитектурных традициях своего времени, а именно: в виде гигантского креста. Однако в отличие от многих церквей вход здесь располагался сбоку, а не в центре, в удлиненной части нефа. Кроме того, у аббатства имелось множество пристроек. Один неверный шаг, проход не под той аркой, и посетитель рисковал заблудиться в лабиринте внешних переходов, окруженных высокими стенами.
– Служки здесь ходят в красных сутанах, – сказал Лэнгдон и двинулся к центру. В дальнем конце южного трансепта виднелся золоченый алтарь, возле него Лэнгдон увидел нескольких человек, стоявших на четвереньках. Он знал, что подобные сцены в Уголке поэтов[69] не редкость, и все равно позы этих людей неприятно поразили его. Ерзают, как полотеры, только вместо обычного пола под плитами тела усопших.
– Что-то никого здесь не видно, – сказала Софи. – Может, попробуем сами найти могилу?
Не говоря ни слова, Лэнгдон провел ее еще на несколько шагов вперед и указал вправо.
Софи ахнула – перед ней во всем своем величии и великолепии открылся вид на внутреннюю часть здания. Она казалась необъятной.
– Ага, теперь понимаю, – протянула она. – Да, нам действительно нужен проводник.

* * *
А в это время чуть дальше, в ста ярдах от них, за скрытой от глаз Софи и Лэнгдона ширмой для хора, к внушительной гробнице сэра Исаака Ньютона приблизился одинокий посетитель. Учитель остановился и оглядывал надгробие минут десять, не меньше.
На массивном саркофаге из черного мрамора стояла скульптура великого ученого в классическом костюме. Он гордо опирался на внушительную стопку собственных трудов – «Математические начала натуральной философии», «Оптика», «Богословие», «Хронология» и прочие. У ног Ньютона два крылатых мальчика разворачивали свиток. Прямо за его спиной высилась аскетически простая и строгая пирамида. И хотя пирамида выглядела здесь довольно неуместно, не она сама, но геометрическая фигура, находившаяся примерно в середине ее, привлекла особо пристальное внимание Учителя.
Шар.
Учитель не переставал ломать голову над загадкой Соньера. Шар от могилы найди… Массивный шар выступал из пирамиды в виде барельефа, на нем были изображены всевозможные небесные тела – созвездия, знаки Зодиака, кометы, звезды и планеты. А венчало его аллегорическое изображение богини Астрономии под целой россыпью звезд.
Бесчисленные сферы.
Прежде Учитель был уверен: стоит только найти могилу, и определить отсутствующий шар, или сферу, будет легко. Он разглядывал карту небесных тел. Какой же планеты здесь не хватает? Возможно, в каком-то созвездии недостает одного астрономического тела? Он понятия не имел. Учитель не удержался от мысли о том, что разгадка проста и очевидна, лежит буквально на поверхности, как в случае с «рыцарем, похороненным папой». Какой именно шар я ищу? Вряд ли для разгадки и обнаружения Грааля требуются углубленные знания астрономии.
Шар от могилы найди, Розы цветок. На плодоносное чрево сие есть намек.
Но тут Учителя отвлекла группа туристов. Он быстро убрал криптекс обратно в карман и раздраженно наблюдал за тем, как посетители, проходя мимо небольшого столика, кладут пожертвования в чашу. Затем они, вооружившись угольными карандашами и листами толстой бумаги, двинулись дальше. Возможно, собирались посетить Уголок поэтов и воздать должное Чосеру, Теннисону и Диккенсу, отполировав подошвами полы над их захоронениями.
Оставшись один, Учитель шагнул еще ближе к памятнику и принялся осматривать его дюйм за дюймом, от постамента до верхушки. Начал он с когтистых лап, на которых стоял саркофаг, потом еще раз оглядел фигуру Ньютона, стопку его научных трудов, двух ангелочков со свитком – при ближайшем рассмотрении оказалось, что там выведены какие-то математические формулы. Взгляд скользил все выше. Вот и пирамида с гигантским шаром-барельефом, вот наконец и «потолок» ниши, усеянный звездами.
Какой же шар должен быть здесь… и отсутствует?.. Он бережно дотронулся до лежавшего в кармане криптекса, словно пытался найти ответ в самом прикосновении к этому искусно обработанному Соньером кусочку мрамора. От Грааля меня отделяют всего каких-то пять букв!
Он глубоко вздохнул, вышел из-за ширмы и бросил взгляд на длинный неф, ведущий к главному алтарю. Вдалеке на фоне позолоты ярко-малиновым пятном выделялась сутана местного служки, которого подзывали взмахами рук два человека… показавшиеся очень знакомыми.
Так и есть! Лэнгдон и Невё.
Учитель тихо отступил на два шага и вновь скрылся за ширмой. Быстро же они!.. Он не сомневался, что Лэнгдон с Невё рано или поздно поймут, о какой могиле идет речь в стихотворении, и явятся к памятнику Ньютону, но никак не ожидал, что это произойдет так скоро. Еще раз глубоко вздохнув, Учитель прикинул свои шансы. К трудностям и неприятным сюрпризам ему было не привыкать.
Как бы там ни было, а криптекс у меня.
Он снова сунул руку в карман, дотронулся до второго предмета, вселявшего в него чувство уверенности. Револьвер «Медуза». Как он и ожидал, детекторы, установленные у входа, сработали, когда он проходил под аркой. Однако оба охранника тут же отступили, как только Учитель, возмущенно посмотрев на них, показал им удостоверение личности. Высокое звание требовало почтительного отношения.
Поначалу Учитель надеялся разгадать загадку криптекса самостоятельно и избежать дальнейших осложнений. Но с появлением Лэнгдона и Софи у него возник новый план. События могли принять еще более благоприятный оборот. С «шаром» у него пока ничего не получилось, так что пусть помогут, с их-то опытом. Раз Лэнгдон сумел расшифровать стихи и понять, о какой могиле идет речь, есть шанс, что и о шаре ему кое-что известно. Может, он и ключевое слово уже знает, и тогда надо лишь заставить его поделиться этой информацией. Как следует надавить и…
Только не здесь, разумеется.
В каком-нибудь тихом укромном месте.
И тут Учитель вспомнил маленькое объявление, которое видел по пути к аббатству. Он тут же понял: лучшего места не найти, надо только придумать, как заманить их туда.
Весь вопрос в том, какую использовать приманку.

[serghey]

Лэнгдон с Софи медленно двигались по северному проходу, держась при этом в тени, за колоннадой, отделявшей их от открытого пространства нефа. Они прошли достаточно далеко, но так до сих пор и не могли как следует разглядеть могилу Ньютона. Саркофаг размещался в глубокой нише и открывался взору лишь под определенным углом.
– По крайней мере там – никого, – шепнула Софи.
Лэнгдон кивнул. Неф перед нишей был абсолютно пуст, ни души.
– Я подойду, – шепнул он в ответ, – а вы спрячьтесь здесь, на тот случай, если…
Но Софи уже вышла из тени и решительно направилась к нише.
– … если кто-то следит за нами, – закончил Лэнгдон, догоняя ее. И вздохнул.
Лэнгдон и Софи пересекли огромное пространство по диагонали и сразу же смолкли при виде представшей перед ними величественной гробницы. Саркофаг черного мрамора… статуя Ньютона, опирающегося на стопку книг… два крылатых мальчика… огромная пирамида… и… и огромной величины шар. – Вы знали об этом? – совершенно потрясенная, прошептала Софи.
Лэнгдон покачал головой. Он тоже не ожидал ничего подобного.
– Вроде бы на нем высечены созвездия, – сказала Софи.
Они приблизились, и сердце у Лэнгдона упало. Памятник Ньютону был сплошь усеян шарами – звездами, кометами, планетами. Шар от могилы найди… Все равно что искать иголку в стоге сена.
– Астрономические тела, – протянула Софи. – И тут их бесчисленное множество.
Лэнгдон нахмурился. Единственным связующим звеном между планетами и Граалем могла быть, как ему казалось, пятиконечная звезда Венеры, но он уже пробовал применить это кодовое слово, «Venus», на пути к церкви Темпла.
Софи направилась к саркофагу, Лэнгдон же, напротив, отступил на несколько шагов и осмотрелся, ne следит ли кто за ними.
– «Богословие», – слегка склонив голову, Софи читала названия книг на корешках, – «Хронология», «Оптика», «Математические начала натуральной философии». – Она обернулась к Лэнгдону. – Вам что-нибудь это говорит?
Лэнгдон подошел поближе, прищурился.
– «Математические начала»… Насколько я помню, речь там идет о гравитационном притяжении планет… которые, следует признать, представляют собой шары, или сферы. Но при чем здесь это… как-то не слишком вяжется.
– Ну а знаки Зодиака? – спросила Софи, указывая на созвездия на шаре. – Помните, вы рассказывали мне о созвездиях Рыб и Водолея?
Конец дней, подумал Лэнгдон.
– Конец эры Рыб и начало эпохи Водолея служили для Приората Сиона своего рода отправной точкой отсчета. Именно в этот переломный момент истории они намеревались открыть миру документы Сангрил. – Но новое тысячелетие уже настало, и никаких намеков на то, что они собираются осуществить намерение, раскрыть миру всю правду.
– Возможно, – сказала Софи, – что о планах Приората обнародовать правду говорится в последних строках стихотворения?
… Розы цветок. На плодоносное чрево сие есть намек.
Лэнгдон вздрогнул. Прежде он как-то не придавал значения этим последним словам.
– Вы же сами говорили мне, – продолжила Софи, – что планы Приората раскрыть всю правду о «Розе» и ее плодоносном чреве непосредственно связаны по времени с расположением планет. Или, если угодно, тех же шаров.
Лэнгдон кивнул, перед ним будто забрезжил свет. Да, это возможно. Однако интуиция подсказывала, что астрономические явления не могут служить ключом. Ведь ответы на все предшествующие загадки, заданные Великим мастером Приората, носили ярко выраженный символический характер: «Мона Лиза», «Мадонна в гроте», имя СОФИЯ, наконец. А в движении планет по своим орбитам нет ничего символического, здесь действуют точные законы. Кроме того, Жак Соньер уже доказал, что является искуснейшим шифровальщиком, и Лэнгдон был уверен, что последнее ключевое слово, эти заветные пять букв, открывающие доступ к тайне Грааля, должны быть не только символичны, но и кристально ясны и просты. Решение лежит буквально на поверхности, весь вопрос только…
– Смотрите! – возбужденно воскликнула Софи и схватила его за руку. По тому, как сильно ее пальцы впились в его локоть, Лэнгдон понял: она напугана. И страх этот может быть вызван лишь одним: к ним приближается кто-то посторонний. Но, проследив за направлением ее взгляда, он увидел, что Софи точно завороженная с ужасом смотрит на черный мраморный саркофаг. – Здесь кто-то был, – прошептала она. И указала на темное пятно прямо у слегка выдвинутой вперед ноги памятника.
Лэнгдон не разделял ее тревоги. Какой-то забывчивый турист оставил на саркофаге, прямо у ноги Ньютона, угольный карандаш. Ерунда. И Лэнгдон уже потянулся, чтобы поднять его, но тут на отполированную до блеска черную мраморную поверхность упал свет, и он похолодел. Понял, чего испугалась Софи.
На крышке саркофага, у ног Ньютона, поблескивали еле заметные буквы, выведенные угольным карандашом.
Тибинг у меня.
Ступайте через Чептер-Хаус, южный выход, и дальше – в сад.
Лэнгдон с бешено бьющимся сердцем дважды перечитал послание.
Софи обернулась и внимательно оглядела неф.
Послание неприятно удивило и в то же время вселило надежду. Это означает, что Тибинг жив, сказал себе Лэнгдон. Но появилась еще одна хорошая новость.
– Они пока что тоже не знают ключевого слова, – сказал он Софи.
Та кивнула. В противном случае к чему этим людям назначать встречу, выдавать свое местонахождение?
– Может, они хотят обменять Тибинга на ключевое слово?
– Или это ловушка. Лэнгдон покачал головой:
– Не думаю. Ведь сад находится за стенами аббатства. Место очень людное. – Как-то раз Лэнгдону довелось побывать в знаменитом саду аббатства, очень уютном, маленьком, засаженном фруктовыми деревьями, цветами и травами. Последние прижились здесь еще с тех времен, когда монахи занимались разведением лекарственных растений, других методов лечения они не признавали. Сад был знаменит также старейшими в Британии и до сих пор плодоносящими фруктовыми деревьями и являлся излюбленным местом прогулок туристов, которые могли пройти в него прямо с улицы, минуя аббатство. – Думаю, назначая встречу в таком людном месте, они демонстрируют тем самым полное доверие. И мы будем в безопасности.
Но Софи еще сомневалась.
– Так вы хотите сказать, он находится вне стен аббатства, и значит, там нет металлоискателей?
Лэнгдон нахмурился. Эту деталь он упустил.
Он вновь окинул взглядом помпезный памятник и пожалел, что до сих пор ни одной стоящей идеи о ключевом слове ему в голову не пришло. Как же тогда торговаться? Я сам втянул в эту историю Лью и готов пойти на что угодно ради его освобождения.
– В записке сказано, что надо пройти через Чептер-Хаус к южному выходу, – заметила Софи. – Может, оттуда открывается вид на сад? Тогда, перед тем как выйти, мы сможем оценить ситуацию, посмотреть, не угрожает ли нам опасность.
Неплохая идея. Лэнгдон вспомнил, что Чептер-Хаус представляет собой просторное восьмиугольное помещение, где некогда, до постройки нынешнего здания, собирался британский парламент. Он давно не был здесь, но помнил, что туда можно пройти прямо из аббатства. Вот только где этот проход? Отойдя на несколько шагов от захоронения Ньютона, Лэнгдон начал осматриваться.
И вот совсем рядом, в противоположной стороне от того места, где они вошли в собор, он увидел широкий темный проход, а над ним вывеску:

ЗДЕСЬ МОЖНО ПРОЙТИ В:
Монастырь
Дом настоятеля
Колледж-холл
Музей
Дарохранительницу
Часовню Сент-Фейт
Чептер-Хаус

Лэнгдон с Софи так торопились, что, когда проходили под темными сводами с вывеской, не заметили еще одного объявления, набранного более мелким шрифтом и извещавшего о том, что часть указанных помещений закрыта на реставрацию.
Они вышли в открытый двор, обнесенный высокими стенами. Дождь лил не переставая. Над головой неслись серые тучи, и уныло посвистывал ветер, точно некий сказочный гигант дул в узкое горлышко бутылки. Они забежали под навес, что тянулся по всему периметру двора. Крыша нависала низко, и Лэнгдон ощутил хорошо знакомое беспокойство, которое всегда охватывало его в замкнутом пространстве. Такие крытые переходы называли клостерами, и Лэнгдон мысленно отметил, что, наверное, от этого латинского корня и произошло название его болезни – клаустрофобия.
Но он постарался отмахнуться от этих неприятных мыслей и вместе с Софи поспешил к концу туннеля, ориентируясь по стрелкам-указателям. Ведь именно там, если верить им, находился Чептер-Хаус. Теперь дождь хлестал под углом, заливая пол и стены, в тесном проходе было холодно и сыро. Навстречу им пробежала пара, торопившаяся укрыться от непогоды в соборе. И теперь поблизости не было видно ни единой живой души, никто не желал осматривать достопримечательности сада под таким дождем и ветром.
Впереди и слева, примерно в сорока ярдах от них, замаячила арка, а за ней открывался переход в другое помещение. Это был тот самый вход, который они искали, но доступ к нему был перегорожен низеньким забором, а вывеска рядом гласила:
ЗАКРЫТО НА РЕСТАВРАЦИЮ
Дарохранительница
Часовня Сент-Фейт
Чептер-Хаус
За забором виднелся длинный и пустынный коридор, заставленный строительными лесами и заваленный тряпками и ведрами. Сразу за забором Лэнгдон увидел два входа: справа – в дарохранительницу, слева – в часовню Сент-Фейт. Однако вход в Чептер-Хаус находился гораздо дальше, в самом конце длинного прохода. Даже отсюда Лэнгдон видел, что тяжелые деревянные двери распахнуты настежь, а просторное помещение залито сероватым светом, проникавшим из высоких окон, которые выходили в сад.
Ступайте через Чептер-Хаус, южный выход, и дальше – в сад.
– Раз мы прошли по восточному проходу, – сказал Лэнгдон, – то южный выход в сад должен находиться вон там. Прямо, а потом направо.
Софи перешагнула через низенький заборчик и двинулась вперед.
Они углубились в длинный темный коридор, и звуки ветра и дождя за спиной постепенно стихли. Чептер-Хаус представлял собой своего рода пристройку – ответвление от основного помещения, где некогда проводились заседания парламента.
– Какой огромный… – прошептала Софи, когда они приблизились к залу.
Лэнгдон уже успел позабыть, насколько огромно это помещение. У него просто захватило дух, когда он посмотрел отсюда, от входа, на высоченные окна в дальнем конце восьмиугольника: они поднимались к потолку и равнялись по высоте пятиэтажному зданию. Из них, совершенно определенно, был хорошо виден сад.
Едва переступив порог, Софи и Лэнгдон прищурились. После царившего в переходах и коридорах полумрака их ослепил лившийся из окон дневной свет. Они углубились в помещение примерно футов на десять и стали озираться в поисках южного выхода в сад. Но двери не оказалось.
Какое-то время они стояли неподвижно, в полной растерянности.
Скрип тяжелой двери за спиной заставил их обернуться. Вот дверь захлопнулась с громким стуком, щелкнул засов. Спиной к выходу стоял мужчина и спокойно целился в них из маленького револьвера. Низенький, полный, он опирался на пару алюминиевых костылей.
На секунду Лэнгдону показалось, что все это ему снится.
Лью Тибинг…

[serghey]

Лью Тибинг, злобно сощурившись, целился в Софи и Лэнгдона из револьвера «Медуза».
– Вот что, друзья мои, – начал он. – С тех самых пор, как вчера ночью вы вошли в мой дом, я по мере моих слабых сил делал все возможное, чтобы оградить вас от неприятностей. Но ваше упрямство поставило меня в весьма сложное положение.
По выражению лиц Софи и Лэнгдона он понял: они просто в шоке и такого предательства никак не ожидали. Однако Тибинг был уверен: очень скоро они поймут, что цепь событий неминуемо должна была привести именно к такой развязке.
Мне так много хочется сказать вам обоим… но, увы, боюсь, вы не все поймете.
– Поверьте, – продолжил Тибинг, – у меня не было ни малейшего намерения вовлекать вас в эту историю. Вы сами пришли в мой дом. Вы сами искали встречи со мной.
– Лью? – наконец удалось выдавить Лэнгдону. – Что, черт побери, происходит? Мы считали, что вы в опасности. Мы здесь, чтобы помочь вам!
– Ни секунды не сомневался, что вы придете, – ответил Тибинг. – Нам надо многое обсудить. Лэнгдон и Софи, точно загипнотизированные, не могли оторвать глаз от нацеленного на них револьвера.
– Это просто чтобы вы слушали меня внимательно, – пояснил Тибинг. – Если бы я хотел причинить вам вред, оба вы уже давно были бы мертвы. Когда вчера ночью вы вошли в мой дом, я сделал все ради спасения ваших жизней. Я узнал, что Приорат в конце концов принял решение не рассказывать миру правду. Вот почему наступление нового тысячелетия обошлось без разоблачений, вот почему с приходом конца дней ничего не случилось.
Лэнгдон собрался было возразить.
– Изначально Приорат, – продолжил Тибинг, – взял на себя священную обязанность обнародовать документы Сангрил с приходом конца дней. На протяжении веков такие люди, как да Винчи, Боттичелли и Ньютон, рисковали всем, чтобы сохранить эти документы и выполнить свою священную миссию. И вот теперь, когда настал момент истины, Жак Соньер неожиданно изменил решение. Человек, наделенный высочайшими полномочиями в христианском мире, пренебрег своим долгом. Он, видите ли, решил, что еще не время. – Тибинг обернулся к Софи. – Он пренебрег Граалем. Он подвел Приорат Сиона. Он предал память тех, кто на протяжении поколений приближал этот священный момент.
– Вы?! – воскликнула Софи и так и впилась взором яростно сверкающих зеленых глаз в Тибинга. – Так это вы ответственны за убийство моего деда?..
Тибинг насмешливо фыркнул:
– Ваш дед и его ближайшие приспешники предали священный Грааль!
Волна гнева захлестнула Софи. Он лжет, лжет!
– Ваш дед с потрохами продался Церкви, – спокойно парировал Тибинг. – Очевидно, священники оказывали на него Определенное давление, чтобы держал язык за зубами.
Софи покачала головой:
– Церковь никак не могла повлиять на моего деда! Тибинг холодно усмехнулся:
– Но, дорогая моя, нельзя не учитывать, что у Церкви имеется огромный опыт по этой части. На протяжении двух тысячелетий она угнетала и уничтожала тех, кто угрожал ей разоблачением. Со времен императора Константина Церкви весьма успешно удавалось скрывать правду об истинных отношениях Марии Магдалины и Иисуса. А потому вовсе не удивительно, что и сейчас священники нашли способ и дальше держать мир в неведении. Да, Церковь больше не устраивает крестовых походов ради избиения неверных, но от этого влияние ее ничуть не ослабло. Не стало менее агрессивным. – Он выдержал многозначительную паузу. – Мисс Невё, кажется, ваш дедушка хотел рассказать вам всю правду о вашей семье. Софи была потрясена.
– Откуда вы знаете?
– Это не столь существенно. Важно другое. Важно, чтобы вы поняли наконец следующее. – Тут он снова многозначительно умолк, вздохнул, а потом добавил: – Гибель вашей матери, отца, брата и бабушки была далеко не случайной.
Слова эти потрясли Софи. Она потеряла дар речи. Хотела что-то сказать, но мешал ком в горле. Лэнгдон покачал головой:
– О чем это вы?
– Но ведь это же все объясняет, Роберт! Все сходится. История имеет свойство повторяться. У Церкви уже имелся прецедент. Она не остановилась перед убийством, когда надо было скрыть историю с Граалем. Настала смена тысячелетий, и убийство Великого мастера, Жака Соньера, должно послужить в назидание другим. Держите язык за зубами, иначе следующими будете вы, Роберт и Софи.
– Но они погибли в автокатастрофе, – пробормотала Софи. Сердце ее заныло от тоски и боли. – Произошел несчастный случай!
– Сказочка на ночь, чтобы дитя оставалось в счастливом неведении, – сказал Тибинг. – Да вы вдумайтесь хорошенько. Уцелели лишь два члена семьи, Великий мастер Приората и его внучка. Для того чтобы обеспечить контроль Церкви над братством, лучшей парочки просто не сыскать. Могу лишь догадываться, какому террору подвергла Церковь вашего деда в эти последние годы. Они наверняка угрожали убить вас, его единственную внучку, если он посмеет опубликовать документы Сангрил. Вот и пришлось Жаку Соньеру, обладавшему немалым влиянием, отговорить Приорат.
– Но послушайте, Лью, – перебил его Лэнгдон, лишь сейчас он немного пришел в себя. – Сознайтесь, ведь у вас нет никаких доказательств, что Церковь имеет какое-либо отношение к этим смертям. Как и к тому, что священники как-то повлияли на решение Приората молчать и впредь.
– Доказательства? – парировал Тибинг. – Какие еще вам нужны доказательства, что на Приорат повлияли? Новое тысячелетие настало, а весь мир по-прежнему пребывает в неведении! Разве это не доказательство?
Слова Тибинга эхом разносились под высокими сводами, а в ушах Софи звучал совсем другой голос. Голос деда. Софи, я хочу рассказать тебе правду о твоей семье. Только сейчас она почувствовала, что ее сотрясает мелкая дрожь. Неужели дедушка хотел рассказать ей именно это? О том, что всю ее семью убили? А что действительно известно ей об этой катастрофе, унесшей жизни четырех самых близких людей? Да ничего, лишь общие детали. Даже в газетах описание этого несчастного случая выглядело довольно туманным. Был ли то несчастный случай? Или утешительная сказочка на ночь? И вдруг Софи вспомнила, как истово оберегал ее дед буквально от всего на свете. Не оставлял одну ни на секунду, когда она была девочкой. Даже когда Софи стала взрослой и поступила в университет, она незримо ощущала присутствие деда. Казалось, он следит за каждым ее шагом. Может, за ней действительно тайком наблюдали специально приставленные члены Приората?
– Так вы подозреваете, что Соньером манипулировали, – сказал Лэнгдон, окидывая Тибинга недоверчивым взглядом. – Значит, это вы убили его?
– Ну, на спусковой крючок я не нажимал, – ответил тот. – Соньер умер давным-давно, в тот миг, когда Церковь отняла у него семью. Он был скомпрометирован. Зато теперь он свободен от угрызений совести, что одолевали его при одной мысли о том, что он оказался не способен выполнить свой священный долг. А теперь давайте рассмотрим альтернативы. Что-то следует предпринять. Должен ли весь мир оставаться в неведении и дальше? Следует ли разрешать Церкви и впредь вбивать лживые идеи в головы людей через свои книжки? Следует ли разрешать Церкви распространять свое влияние, влияние, что достигается путем убийств, обмана и преследований? Нет, с этим следует покончить! И это должны сделать мы. Мы должны исполнить за Соньера его долг, исправить его ужасную ошибку. – Он на секунду умолк. – Мы трое. Мы должны действовать заодно, Софи просто ушам своим не верила.
– Да как только вы могли подумать, что мы станем помогать вам?
– Да просто потому, моя дорогая, что именно вы стали причиной отказа Приората обнародовать документы. Любовь деда к вам сделала его слабым, неспособным противостоять Церкви. Его сковывал страх потерять единственного родного и близкого человека. И он уже никогда не сможет поведать правду, поскольку вы отвергли его, связали ему руки, заставили ждать. Теперь поведать правду миру – ваш долг. Вы должны сделать это в память о Жаке Соньере.
Роберт Лэнгдон давно оставил попытки разобраться в истинных мотивах Тибинга. Его волновало лишь одно: как вывести отсюда Софи живой и невредимой. Прежде его мучило чувство вины перед Тибингом, теперь же он терзался из-за Софи.
Это я завез ее в Шато Виллет. Мне и отвечать.
Лэнгдон не слишком верил в то, что Тибинг способен хладнокровно застрелить их здесь, в Чептер-Хаус. Теперь он понимал: на совести Тибинга немало невинных жертв. К тому же возникло неприятное подозрение, что выстрелы, которые могут прогреметь здесь, в этом помещении с толстыми каменными стенами, вряд ли будут услышаны снаружи, особенно в такой дождь. А Лью просто свалит всю вину на нас.
Лэнгдон покосился на Софи, на ней лица не было. Церковь уничтожила всю ее семью, чтобы Приорат молчал? Как-то не слишком верилось, что современная Церковь на подобное способна. Должно существовать какое-то иное объяснение.
– Давайте отпустим Софи, – произнес Лэнгдон, глядя прямо в глаза сэра Лью. – А мы с вами обсудим это наедине.
Тибинг издал фальшивый смешок:
– Боюсь, что просто не могу себе позволить проявить такую неосмотрительность. Однако предлагаю следующее. – Продолжая целиться в Софи, он свободной рукой достал из кармана криптекс. Подержал немного на ладони, точно взвешивая, затем протянул криптекс Лэнгдону. – В знак доверия, Роберт.
Тот не двинулся с места. Чтобы Лью добровольно отдал нам краеугольный камень? Этого просто быть не может!
– Берите же, – сказал Тибинг. Лэнгдон видел лишь одну причину, по которой Тибинг мог расстаться с камнем.
– Так вы его открыли. Достали карту… Тибинг отрицательно помотал головой:
– Ах, Роберт! Если бы я действительно мог решить эту загадку, меня бы здесь давно не было. Отправился бы за Граалем и не стал впутывать вас. Нет, я не знаю ответа. Спокойно в этом признаюсь. Истинный рыцарь должен быть честен перед лицом священного Грааля. Он должен понимать и чтить посланные ему свыше знаки. Стоило мне увидеть, как вы входите в аббатство, и я тут же все понял. Вы здесь по одной причине: хотите помочь. Мне слава ни к чему. Я служу великому господину, и проявления гордыни тут неуместны. Истина. Правда. Человечество заслуживает того, чтобы знать правду. Грааль соединил нас. Он ждет, хочет, чтобы его тайну наконец раскрыли. И мы должны работать вместе.
Несмотря на заверения Тибинга, на все эти красивые слова об истине и доверии, револьвер оставался нацеленным на Софи. И тогда Лэнгдон шагнул вперед и взял из рук Тибинга холодный цилиндр. Внутри тихо булькнула жидкость, Лэнгдон снова отступил на несколько шагов. Диски цилиндра оставались в том же положении. Криптекс никто не открывал.
Лэнгдон смотрел прямо в глаза Тибингу:
– А что, если я сейчас просто разобью его об пол? Тибинг зашелся в приступе смеха.
– Мне сразу следовало понять, еще в церкви Темпла, что все ваши угрозы уничтожить криптекс не более чем дешевая уловка. Роберт Лэнгдон не способен разбить краеугольный камень. Вы же историк, Роберт. Вы держите ключ к тайнам двухтысячелетней истории, потерянный ключ от Грааля. Вы должны слышать, как к вам взывают души всех рыцарей, сожженных на кострах. Они защищали эту тайну. Хотите, чтобы их жертва оказалась напрасной? Нет, вы должны отомстить за них. Должны присоединиться к великим людям, которыми так всегда восхищались, – Леонардо да Винчи, Боттичелли, Ньютону, каждый из которых счел бы за честь оказаться сейчас на вашем месте. Тайна этого криптекса взывает ко всем нам. Рвется на свободу. Время пришло. Час пробил. Сама судьба привела нас к этому великому моменту. – Я ничем не могу помочь вам, Лью, поскольку и понятия не имею, как его открыть. Могилу Ньютона видел каких-то несколько минут. И даже если бы знал ключевое слово… – Тут Лэнгдон умолк, сообразив, что наговорил лишнего.
– Так вы мне не скажете? – выдохнул Тибинг. – Должен признаться, я разочарован, Роберт. И удивлен. Удивлен тем, что вы не понимаете, в каком долгу оказались передо мной. Если бы мы с Реми устранили вас с самого начала, как только вы вошли в Шато Виллет, это значительно упростило бы мою задачу. А я рисковал всем, черт знает на что только не шел, лишь бы обойтись с вами, как подобает благородному человеку.
– Это вы называете благородством? – Лэнгдон выразительно покосился на ствол револьвера.
– Во всем виноват Соньер, – поспешил вставить Тибинг. – Это он и его senechaux солгали Сайласу. В противном случае я получил бы краеугольный камень без всяких осложнений. Откуда мне было знать, насколько далеко зайдет Великий мастер в стремлении обмануть меня, передать камень своей не имеющей никакого к нему отношения внучке? – Тибинг с упреком взглянул на Софи. – Созданию настолько никчемному, что ей потребовался в качестве няньки и поводыря крупнейший специалист по символам. – Тибинг снова обернулся к Лэнгдону. – К счастью, Роберт, ваше участие все изменило. Оказалось для меня даже в какой-то степени спасительным. Камень мог остаться запертым в том банке навеки, а вы заполучили его и доставили мне прямо по адресу.
Что же теперь делать? Может, согласиться? – думал Лэнгдон. Ведь как бы там ни было, а нас с Тибингом действительно многое объединяет.
Теперь в голосе Тибинга звучали нотки самодовольства:
– Когда я узнал, что Соньер, умирая, оставил вам последнее послание, я сразу понял: вы завладели ценной информацией Приората. Что это: краеугольный камень или же сведения о том, где его искать, – я не знал, мог только гадать. Но когда полиция села вам на хвост, я был почти уверен: вы непременно придете ко мне.
– А если бы не пришли? – огрызнулся Лэнгдон.
– Ну, у меня уже созревал план, как протянуть вам руку помощи. Короче, так или иначе, но краеугольный камень должен был оказаться в Шато Виллет. И тот факт, что вы привезли его прямехонько ко мне, лишь подтверждает: я был прав.
– Что?! – возмущенно воскликнул Лэнгдон.
– Сайлас должен был проникнуть в Шато Виллет и отобрать у вас камень. И таким образом вывести вас из игры, не причинив вреда. А заодно отвести от меня все подозрения. Однако стоило мне увидеть, как сложна загадка, все эти коды Соньера, я решил подключить вас к поискам решения, хотя бы на время. А с камнем можно было и подождать. Сайлас мог отобрать его и позже.
– В церкви Темпла, – протянула Софи, и в голосе ее звучали гнев и отвращение к предателю.
Все мало-помалу встает на свои места, подумал Тибинг. Церковь Темпла представлялась идеальным местом, где можно было беспрепятственно отобрать камень у Софи и Лэнгдона. К тому же завлечь их туда не составляло труда, тому способствовали намеки на захоронение в Лондоне в стихах Соньера. Реми получил четкие распоряжения оставаться в укрытии до тех пор, пока Сайлас не отберет краеугольный камень. Но увы, угроза Лэнгдона разбить криптекс об пол заставила Реми запаниковать. Если бы тогда этот придурок Реми не высунулся, злобно думал Тибинг и вспомнил инсценировку собственного похищения, все могло сложиться иначе. Ведь Реми был единственным связующим со мной звеном, и он посмел показать свое лицо!
К счастью, хоть Сайлас не знал, кем на самом деле был Тибинг. Монаха ничего не стоило обвести вокруг пальца, заставить поверить в то, что Реми действительно связывает заложника на заднем сиденье лимузина. Когда подняли звуконепроницаемую перегородку между водительским креслом и остальной частью салона, Тибинг позвонил Сайласу, сидевшему рядом с водителем. Заговорил с ним с сильным французским акцептом, убеждая, что это не кто иной, как Учитель, и велел Сайласу укрыться в лондонской резиденции «Опус Деи». Ну а затем было достаточно одного звонка в полицию, чтобы устранить уже не нужного монаха.
Обрубить лишние концы.
С другим «концом» оказалось сложнее. Реми.
Тибингу стоило немалых усилий уговорить себя, что другого выхода просто нет. Реми не раз доказывал ему свою преданность и надежность. Но поиски Грааля всегда требовали жертв. И решение напрашивалось само собой. В мини-баре лимузина стояла небольшая фляжка с коньяком и баночка арахиса. Пудры на дне этой самой баночки оказалось достаточно, чтобы вызвать у Реми смертельный приступ удушья. Он ведь страдал аллергией на арахис в любом его виде. И вот когда Реми припарковал лимузин на Хорсгардз-Парейд, Тибинг выбрался из машины, подошел к передней дверце и уселся рядом с Реми. А несколько минут спустя снова вышел, забрался на заднее сиденье и уничтожил все улики. А затем отправился завершать свою миссию.
До Вестминстерского аббатства было недалеко, и хотя металлические костыли Тибинга и спрятанный в кармане маленький револьвер «Медуза» заставили сигнализацию сработать на входе, охранники не посмели остановить Тибинга. Неужели заставлять его снять скобы, отбросить костыли и проползать под аркой металлоискателя? Он и без того несчастный калека. Мало того, Тибинг продемонстрировал охранникам веское доказательство своей благонадежности, а именно – документ, подтверждающий, что ему пожаловано звание рыцаря. Бедняги едва не сшибли друг друга с ног в стремлении угодить инвалиду-лорду, пропустить его в собор.
Теперь же, глядя на растерянных Лэнгдона и Невё, Тибинг с трудом удерживался от хвастливых признаний в том, как хитроумно подключил «Опус Деи» к разработанному им плану по разоблачению всей Христианской церкви. Нет, с этим можно и подождать. Прямо сейчас следует заняться делом.
– Mes amis, – произнес Тибинг на безупречном французском, – vous ne trouvez pas le Saint-Graal, c'est le Saint-Graal qui vous trouve[70]. – Он улыбнулся. – Нам по пути. Сам Грааль нашел и объединил нас.
Ответом ему было молчание.
Тогда он заговорил с ними шепотом:
– Послушайте. Неужели не слышите? Это голос самого Грааля взывает к нам через века. Он молит, чтобы мы спасли его, вырвали из лап Приората. Вам выпала уникальная возможность. На всем белом свете не найдется трех таких людей, как мы, способных разгадать последнее ключевое слово и открыть криптекс. – Тибинг на секунду умолк, глаза его горели. – Мы должны дать друг другу клятву верности. Клятву узнать всю правду и поведать о ней миру.
Глядя прямо в глаза Тибингу, Софи заговорила ледяным тоном:
– Никогда не стану клясться в верности убийце моего деда. Могу поклясться ему разве что в одном: сделаю все возможное, чтобы вы отправились за решетку.
Тибинг помрачнел и после паузы произнес:
– Жаль, что вы так настроены, мадемуазель. – Затем обернулся и наставил револьвер на Лэнгдона. – Ну а вы, Роберт? Вы со мной или против меня?

[serghey]

Епископу Мануэлю Арингаросе к физическим страданиям было не привыкать, но жгучая рана от пули в груди поразила его в самую душу. То ныла не плоть, то страдало уязвленное сердце.
Он открыл глаза, но слабость и дождь замутняли зрение. Где я? Он чувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили его за плечи, тащат куда-то его безвольное тело, точно тряпичную куклу, черные полы сутаны развеваются на ветру.
С трудом подняв руку, он протер глаза и увидел, что это Сайлас. Огромный альбинос тянул его по грязному тротуару и взывал о помощи душераздирающим голосом. Красные глаза слепо смотрели вперед, слезы градом катились по бледному, забрызганному кровью лицу.
– Сын мой, – прошептал Арингароса, – ты ранен? Сайлас опустил глаза, лицо его исказилось от боли.
– Я так виноват перед вами, отец! – Похоже, ему даже говорить было больно.
– Нет, Сайлас, – ответил Арингароса. – Это я должен просить у тебя прощения. Это моя вина. – Учитель обещал мне, что никаких убийств не будет, а я велел тебе во всем ему подчиняться. – Я слишком поторопился. Слишком испугался. Нас с тобой предали. – Учитель никогда и ни за что не отдаст нам Грааль. Сайлас подхватил его и нес уже на руках, епископ впал в полузабытье. Он вернулся в прошлое, видел себя в Испании. Скромное, но достойное начало: он вместе с Сайласом строил маленькую католическую церковь в Овьедо. Видел он себя и в Нью-Йорке, где возносил хвалу Создателю, организовав строительство штаб-квартиры «Опус Деи» на Лексингтон-авеню.
Пять месяцев назад епископ Арингароса получил пугающее известие. Дело всей его жизни оказалось под угрозой. Он до мельчайших подробностей помнил все детали, помнил встречу в замке Гандольфо, круто изменившую его жизнь… С того страшного известия все и началось.
… Арингароса вошел в Астрономическую библиотеку Гандольфо с высоко понятой головой, будучи уверен, что здесь ему воздадут по заслугам, увенчают лаврами, поблагодарят за огромную работу, что он вел как представитель католицизма в Америке.
Но встретили его лишь трое.
Секретарь Ватикана. Тучный. С кислой миной.
И два высокопоставленных итальянских кардинала. С ханжескими физиономиями. Чопорные и самодовольные.
Секретарь? – удивился Арингароса.
Секретарь, ведавший в Ватикане юридическими вопросами, пожал епископу руку и указал на кресло напротив:
– Присаживайтесь, пожалуйста. Арингароса уселся, чувствуя: что-то не так.
– Я не большой любитель светской болтовни, епископ, – начал секретарь, – а потому позвольте сразу перейти к делу и объяснить, зачем вас сюда вызвали.
– Да, конечно. Я весь внимание, – ответил Арингароса и покосился на двух кардиналов, которые, как показалось, окинули его презрительно-оценивающими взглядами.
– Думаю, вам хорошо известно, – сказал секретарь, – что его святейшество и все остальные в Риме в последнее время весьма обеспокоены политическими последствиями, которые вызывает подчас весьма противоречивая деятельность «Опус Деи».
Арингароса ощетинился. Ему уже не раз доводилось выслушивать аналогичные упреки от нового понтифика, который, к разочарованию Арингаросы, слишком активно ратовал за либеральные изменения в Церкви. – Хочу заверить вас, – поспешно добавил секретарь, – что его святейшество вовсе не намерен что-то менять в управлении вашей паствой.
Надеюсь, что нет!
– Тогда зачем я здесь? Толстяк вздохнул:
– Не знаю, как бы поделикатнее выразиться, епископ, я не мастак по этой части. А потому скажу прямо. Два дня назад совет секретарей Ватикана провел тайное голосование по отделению «Опус Деи» от Ватикана.
Арингароса был уверен, что неправильно его понял.
– Простите?..
– Короче говоря, ровно через шесть месяцев «Опус Деи» уже не будет входить в прелатуру Ватикана. Вы станете самостоятельной Церковью. Понтифик хочет отделиться от вас. Не желает быть скомпрометированным. Он согласился с решением секретариата, все соответствующие бумаги вскоре будут подписаны.
– Но это… невозможно!
– Напротив, очень даже реально. И необходимо. Его святейшество крайне недоволен вашей агрессивной политикой в плане вербовки новообращенных и практикуемым у вас «укрощением плоти». – Он сделал паузу. – А также вашей политикой в отношении женщин. Если уж быть до конца откровенным, «Опус Деи» стала для Ватикана помехой и источником постоянно растущего недоумения.
Епископ Арингароса был оскорблен до глубины души. Недоумения?
– «Опус Деи» – единственная католическая организация, постоянно и быстро приумножающая свои ряды! Одних только священников свыше одиннадцати тысяч ста человек!
– Это правда. Нас это очень беспокоит, – вставил один из кардиналов.
Арингароса вскочил:
– Вы лучше спросите его святейшество, была ли «Опус Деи» источником недоумения в 1982 году, когда мы помогли Банку Ватикана!
– Ватикан всегда будет благодарен вам за это, – ответил секретарь кислым тоном. – Однако кое-кто абсолютно уверен, что ваши финансовые вливания стали единственной причиной, по которой вы получили статус прелатуры.
– Это неправда! – Возмущению Арингаросы не было предела.
– Как бы там ни было, расстаться мы хотим по-хорошему. Мы даже выработали специальную схему, согласно которой вам будут возвращены долги. Вся сумма будет выплачена в пять приемов.
– Откупиться от меня захотели? – воскликнул Арингароса. – Сунуть деньги, чтобы я тихо ушел? И это когда «Опус Деи» является единственным здравым голосом во всем этом хаосе…
Тут его перебил один из кардиналов:
– Простите, я не ослышался? Вы сказали «здравым»? Арингароса оперся о стол, голос его звенел:
– А вы когда-нибудь задавались вопросом, почему католики покидают Церковь? Да проснитесь наконец, кардинал! Люди потеряли к ней всякое уважение. Строгость веры уже никто не блюдет. Сама доктрина превратилась в линию раздачи, как в каком-нибудь дешевом буфете! Чего желаете? На выбор: крещение, отпущение грехов, причастие, месса. Любая комбинация, берите и проваливайте, на остальное плевать! Разве эта ваша Церковь исполняет главную свою миссию – духовного наставника и проводника?
– Законы третьего века, – возразил второй кардинал, – никак не применимы для современных последователей Христа. Эти законы и правила в нынешнем обществе просто не работают.
– Зато прекрасно работают у нас, в «Опус Деи»!
– Епископ Арингароса, – начал секретарь, подпустив в голос строгости. – Лишь из уважения к своему предшественнику, который поддерживал вашу организацию, понтифик согласился подождать шесть месяцев. И предоставил «Опус Деи» право добровольно выйти из-под опеки Ватикана. Предлагаю вам сформулировать все пункты расхождения во взглядах с Ватиканом и утвердиться в качестве самостоятельной христианской организации.
– Я отказываюсь! – торжественно заявил Арингароса. – И готов повторить это ему лично!
– Боюсь, его святейшество не захочет больше с вами встречаться.
Арингароса снова поднялся:
– Он не посмеет уничтожить прелатуру, взятую под покровительство его предшественником!
– Мне очень жаль. – Секретарь не сводил с него немигающих глаз. – Господь дает, Господь же и забирает.
Арингароса покидал замок Гандольфо с чувством растерянности и даже страха. Вернувшись в Нью-Йорк, он несколько дней безвылазно просидел в своих апартаментах, с грустью размышляя о будущем христианства.
И вот через несколько недель ему позвонили, и этот звонок изменил все. Звонивший говорил с французским акцентом и представился Учителем, звание в прелатуре вполне распространенное. Он сказал, что знает о планах Ватикана отмежеваться от «Опус Деи».
Но как он это узнал? – недоумевал Арингароса. Он был уверен, что лишь несколько представителей верхушки Ватикана знали о грядущем отделении «Опус Деи». Как бы там ни было, слово вылетело. А когда речь заходила о распространении слухов, не было в мире более тонких стен, нежели те, что окружали Ватикан.
– У меня повсюду глаза и уши, епископ, – шептал в трубку Учитель. – И благодаря им я много чего знаю. А с вашей помощью надеюсь узнать, где прячут священную реликвию, которая принесет вам огромную, неизмеримую власть. Власть, которая заставит Ватикан склониться перед вами. Власть, которая поможет спасти саму Веру. – Он выдержал паузу. – И делаю я это не только для «Опус Деи». Но для всех нас.
Господь отбирает… но Господь же и дает. Арингароса почувствовал, как в сердце зажегся лучик надежды.
– Расскажите мне о вашем плане.
Епископ Арингароса был без сознания, когда распахнулись двери госпиталя Святой Марии. Сайлас, изнемогая от усталости, шагнул в приемную. Упал на колени на плиточный пол и воззвал о помощи. Все находившиеся в приемной люди дружно ахнули от страха и неожиданности, увидев полуголого альбиноса, который склонился над священником в окровавленной сутане.
Врач, помогавший Сайласу положить впавшего в забытье епископа на каталку, пощупал у раненого пульс и озабоченно нахмурился: – Он потерял слишком много крови. Надежды почти никакой.
Но тут веки у Арингаросы дрогнули, он пришел в себя и стал искать взглядом Сайласа.
– Дитя мое…
Сердце у Сайласа разрывалось от гнева и отчаяния.
– Отец, даже если на это уйдет вся жизнь, я найду мерзавца, который предал нас! Я убью его!
Арингароса лишь покачал головой. И погрустнел, поняв, что его собираются увозить.
– Сайлас… если ты до сих пор ничему от меня не научился, пожалуйста, прошу… запомни одно. – Он взял руку Сайласа, крепко сжал в своей. – Умение прощать… это величайший Божий дар…
– Но, отец… Арингароса закрыл глаза.
– Ты должен молиться, Сайлас.

[serghey]

Епископу Мануэлю Арингаросе к физическим страданиям было не привыкать, но жгучая рана от пули в груди поразила его в самую душу. То ныла не плоть, то страдало уязвленное сердце.
Он открыл глаза, но слабость и дождь замутняли зрение. Где я? Он чувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили его за плечи, тащат куда-то его безвольное тело, точно тряпичную куклу, черные полы сутаны развеваются на ветру.
С трудом подняв руку, он протер глаза и увидел, что это Сайлас. Огромный альбинос тянул его по грязному тротуару и взывал о помощи душераздирающим голосом. Красные глаза слепо смотрели вперед, слезы градом катились по бледному, забрызганному кровью лицу.
– Сын мой, – прошептал Арингароса, – ты ранен? Сайлас опустил глаза, лицо его исказилось от боли.
– Я так виноват перед вами, отец! – Похоже, ему даже говорить было больно.
– Нет, Сайлас, – ответил Арингароса. – Это я должен просить у тебя прощения. Это моя вина. – Учитель обещал мне, что никаких убийств не будет, а я велел тебе во всем ему подчиняться. – Я слишком поторопился. Слишком испугался. Нас с тобой предали. – Учитель никогда и ни за что не отдаст нам Грааль. Сайлас подхватил его и нес уже на руках, епископ впал в полузабытье. Он вернулся в прошлое, видел себя в Испании. Скромное, но достойное начало: он вместе с Сайласом строил маленькую католическую церковь в Овьедо. Видел он себя и в Нью-Йорке, где возносил хвалу Создателю, организовав строительство штаб-квартиры «Опус Деи» на Лексингтон-авеню.
Пять месяцев назад епископ Арингароса получил пугающее известие. Дело всей его жизни оказалось под угрозой. Он до мельчайших подробностей помнил все детали, помнил встречу в замке Гандольфо, круто изменившую его жизнь… С того страшного известия все и началось.
… Арингароса вошел в Астрономическую библиотеку Гандольфо с высоко понятой головой, будучи уверен, что здесь ему воздадут по заслугам, увенчают лаврами, поблагодарят за огромную работу, что он вел как представитель католицизма в Америке.
Но встретили его лишь трое.
Секретарь Ватикана. Тучный. С кислой миной.
И два высокопоставленных итальянских кардинала. С ханжескими физиономиями. Чопорные и самодовольные.
Секретарь? – удивился Арингароса.
Секретарь, ведавший в Ватикане юридическими вопросами, пожал епископу руку и указал на кресло напротив:
– Присаживайтесь, пожалуйста. Арингароса уселся, чувствуя: что-то не так.
– Я не большой любитель светской болтовни, епископ, – начал секретарь, – а потому позвольте сразу перейти к делу и объяснить, зачем вас сюда вызвали.
– Да, конечно. Я весь внимание, – ответил Арингароса и покосился на двух кардиналов, которые, как показалось, окинули его презрительно-оценивающими взглядами.
– Думаю, вам хорошо известно, – сказал секретарь, – что его святейшество и все остальные в Риме в последнее время весьма обеспокоены политическими последствиями, которые вызывает подчас весьма противоречивая деятельность «Опус Деи».
Арингароса ощетинился. Ему уже не раз доводилось выслушивать аналогичные упреки от нового понтифика, который, к разочарованию Арингаросы, слишком активно ратовал за либеральные изменения в Церкви. – Хочу заверить вас, – поспешно добавил секретарь, – что его святейшество вовсе не намерен что-то менять в управлении вашей паствой.
Надеюсь, что нет!
– Тогда зачем я здесь? Толстяк вздохнул:
– Не знаю, как бы поделикатнее выразиться, епископ, я не мастак по этой части. А потому скажу прямо. Два дня назад совет секретарей Ватикана провел тайное голосование по отделению «Опус Деи» от Ватикана.
Арингароса был уверен, что неправильно его понял.
– Простите?..
– Короче говоря, ровно через шесть месяцев «Опус Деи» уже не будет входить в прелатуру Ватикана. Вы станете самостоятельной Церковью. Понтифик хочет отделиться от вас. Не желает быть скомпрометированным. Он согласился с решением секретариата, все соответствующие бумаги вскоре будут подписаны.
– Но это… невозможно!
– Напротив, очень даже реально. И необходимо. Его святейшество крайне недоволен вашей агрессивной политикой в плане вербовки новообращенных и практикуемым у вас «укрощением плоти». – Он сделал паузу. – А также вашей политикой в отношении женщин. Если уж быть до конца откровенным, «Опус Деи» стала для Ватикана помехой и источником постоянно растущего недоумения.
Епископ Арингароса был оскорблен до глубины души. Недоумения?
– «Опус Деи» – единственная католическая организация, постоянно и быстро приумножающая свои ряды! Одних только священников свыше одиннадцати тысяч ста человек!
– Это правда. Нас это очень беспокоит, – вставил один из кардиналов.
Арингароса вскочил:
– Вы лучше спросите его святейшество, была ли «Опус Деи» источником недоумения в 1982 году, когда мы помогли Банку Ватикана!
– Ватикан всегда будет благодарен вам за это, – ответил секретарь кислым тоном. – Однако кое-кто абсолютно уверен, что ваши финансовые вливания стали единственной причиной, по которой вы получили статус прелатуры.
– Это неправда! – Возмущению Арингаросы не было предела.
– Как бы там ни было, расстаться мы хотим по-хорошему. Мы даже выработали специальную схему, согласно которой вам будут возвращены долги. Вся сумма будет выплачена в пять приемов.
– Откупиться от меня захотели? – воскликнул Арингароса. – Сунуть деньги, чтобы я тихо ушел? И это когда «Опус Деи» является единственным здравым голосом во всем этом хаосе…
Тут его перебил один из кардиналов:
– Простите, я не ослышался? Вы сказали «здравым»? Арингароса оперся о стол, голос его звенел:
– А вы когда-нибудь задавались вопросом, почему католики покидают Церковь? Да проснитесь наконец, кардинал! Люди потеряли к ней всякое уважение. Строгость веры уже никто не блюдет. Сама доктрина превратилась в линию раздачи, как в каком-нибудь дешевом буфете! Чего желаете? На выбор: крещение, отпущение грехов, причастие, месса. Любая комбинация, берите и проваливайте, на остальное плевать! Разве эта ваша Церковь исполняет главную свою миссию – духовного наставника и проводника?
– Законы третьего века, – возразил второй кардинал, – никак не применимы для современных последователей Христа. Эти законы и правила в нынешнем обществе просто не работают.
– Зато прекрасно работают у нас, в «Опус Деи»!
– Епископ Арингароса, – начал секретарь, подпустив в голос строгости. – Лишь из уважения к своему предшественнику, который поддерживал вашу организацию, понтифик согласился подождать шесть месяцев. И предоставил «Опус Деи» право добровольно выйти из-под опеки Ватикана. Предлагаю вам сформулировать все пункты расхождения во взглядах с Ватиканом и утвердиться в качестве самостоятельной христианской организации.
– Я отказываюсь! – торжественно заявил Арингароса. – И готов повторить это ему лично!
– Боюсь, его святейшество не захочет больше с вами встречаться.
Арингароса снова поднялся:
– Он не посмеет уничтожить прелатуру, взятую под покровительство его предшественником!
– Мне очень жаль. – Секретарь не сводил с него немигающих глаз. – Господь дает, Господь же и забирает.
Арингароса покидал замок Гандольфо с чувством растерянности и даже страха. Вернувшись в Нью-Йорк, он несколько дней безвылазно просидел в своих апартаментах, с грустью размышляя о будущем христианства.
И вот через несколько недель ему позвонили, и этот звонок изменил все. Звонивший говорил с французским акцентом и представился Учителем, звание в прелатуре вполне распространенное. Он сказал, что знает о планах Ватикана отмежеваться от «Опус Деи».
Но как он это узнал? – недоумевал Арингароса. Он был уверен, что лишь несколько представителей верхушки Ватикана знали о грядущем отделении «Опус Деи». Как бы там ни было, слово вылетело. А когда речь заходила о распространении слухов, не было в мире более тонких стен, нежели те, что окружали Ватикан.
– У меня повсюду глаза и уши, епископ, – шептал в трубку Учитель. – И благодаря им я много чего знаю. А с вашей помощью надеюсь узнать, где прячут священную реликвию, которая принесет вам огромную, неизмеримую власть. Власть, которая заставит Ватикан склониться перед вами. Власть, которая поможет спасти саму Веру. – Он выдержал паузу. – И делаю я это не только для «Опус Деи». Но для всех нас.
Господь отбирает… но Господь же и дает. Арингароса почувствовал, как в сердце зажегся лучик надежды.
– Расскажите мне о вашем плане.
Епископ Арингароса был без сознания, когда распахнулись двери госпиталя Святой Марии. Сайлас, изнемогая от усталости, шагнул в приемную. Упал на колени на плиточный пол и воззвал о помощи. Все находившиеся в приемной люди дружно ахнули от страха и неожиданности, увидев полуголого альбиноса, который склонился над священником в окровавленной сутане.
Врач, помогавший Сайласу положить впавшего в забытье епископа на каталку, пощупал у раненого пульс и озабоченно нахмурился: – Он потерял слишком много крови. Надежды почти никакой.
Но тут веки у Арингаросы дрогнули, он пришел в себя и стал искать взглядом Сайласа.
– Дитя мое…
Сердце у Сайласа разрывалось от гнева и отчаяния.
– Отец, даже если на это уйдет вся жизнь, я найду мерзавца, который предал нас! Я убью его!
Арингароса лишь покачал головой. И погрустнел, поняв, что его собираются увозить.
– Сайлас… если ты до сих пор ничему от меня не научился, пожалуйста, прошу… запомни одно. – Он взял руку Сайласа, крепко сжал в своей. – Умение прощать… это величайший Божий дар…
– Но, отец… Арингароса закрыл глаза.
– Ты должен молиться, Сайлас.